Бывшие любовницы - Кайли Адамс Страница 11

— Могу ли я заинтересовать вас притоком свежей крови? — воскликнул Теори.

В ответ зал взорвался воплями одобрения.

— Не знаю, как вы, но я хочу послушать, что скажет эта сестренка. И должен признаться, я уже покорен ее зелеными глазами.

Из зала раздались свист и мяуканье. Теори одарил ее улыбкой — безупречно белые, как альпийский снег, зубы ослепительно сверкнули на фоне темно-шоколадной кожи. Одет он был в белую крестьянскую блузу навыпуск и винтажные джинсы. Короткие дреды на голове прикрывала пестрая растаманская шапочка, а на ногах красовались грязные сандалии. Не прилагая к этому никаких усилий, Теори умудрялся выглядеть крайне эффектно: эдакий Блэр Андервуд антиистеблишмента.

— Если мне позволят высказать собственное мнение, то она просто прекрасна, — проворковал он, обращаясь к залу. — И это ее первое выступление перед микрофоном, так что сестренка ко всему еще и отважна. Приветствуйте… Габриэль.

Со странной смесью страха и восторга она ступила в освещенный круг на крошечной сцене и заняла место перед микрофоном. Посмотрев по сторонам, Габриэль обнаружила целое море лиц, более темных, более светлых, различного типа и выдававших различное происхождение. Но все собравшиеся в этом зале имели между собой нечто общее: они были темнокожими.

И это поразило Габриэль, как удар молнии. Никогда в жизни она не бывала в зале, где было бы так много своих. Она выросла в Гросс-Пойнте, штат Мичиган, расположенном в пятнадцати минутах езды от Детройта. Это был респектабельный пригород богачей, протянувшийся вдоль берегов озера Сент-Клер. Дом, в котором родилась Габриэль, представлял собой особняк в колониальном стиле площадью пять тысяч футов, с пятью спальнями, пятью ванными комнатами, цокольным этажом, который использовался как зона отдыха, и двумя гаражами — все это для семьи из трех человек. Ее отец был топ-менеджером в автомобильной компании, а мать занималась общественной деятельностью, являясь председателем правления Дома Эдсела и Элеанор Форд — величественного особняка начала двадцатого века, превращенного в общественный культурный центр.

В детстве она никогда не думала о себе как о черной. Она была просто Габриэль, а ее дом был местом игр для всех соседских ребят. У Фостеров был бассейн с горкой и трамплином для прыжков. В их комнате отдыха имелись видеоигры, бильярд, настольный теннис. В кухне всегда было полно лакомств, телефон пиццерии «Мама Роза» был занесен в автоматическую записную книжку, а в специальном ящичке лежала мелочь для чаевых посыльному. Друзья Габриэль считали дом Фостеров своим вторым родным домом.

Сейчас, оглядываясь назад, Габриэль понимала, что ее родители чуждались черной культуры. Все подруги матери были белыми. Отец достиг таких высот в карьере, каких не смог достичь до него ни один темнокожий за всю историю корпорации Форда. И это было не результатом ассимиляции, а просто следствием их положения в этом мире. Ее родители, Мэтью и Дайана Фостер, целиком и полностью принадлежали к миру белых людей. Просто по чистой случайности они родились с темной кожей.

Габриэль никогда не задавалась подобными вопросами, да для этого и не было повода. Ее детство напоминало большой воздушный шар, в котором любящие руки создали атмосферу безопасности и надежности, где она жила среди друзей и постоянного веселья. То же можно было сказать и о юности. Габриэль была одной из самых популярных личностей в частной средней школе Гросс-Пойнта, участвовала во всех мероприятиях и была для многих объектом зависти, как девочка, у которой есть все, в том числе и один из лучших парней. В течение трех лет ее бойфрендом был Морган Этвуд. Белый, блестящий ученик и спортсмен, из старого известного семейства. И расовой проблемы никогда не возникало. Союз Моргана и Габриэль не рассматривали как межрасовый. Для всех они были просто великолепной парой. А после окончания школы, уже поступив в колледж, они просто дружески расстались. Он отправился в Стэнфорд, в Калифорнию; она — в Браун, Род-Айленд. Они были молоды, а расстояние — огромно. Так что их разрыв был хотя и печален, но неизбежен.

Поначалу жизнь в Брауне ничем не отличалась от предшествующих лет. Габриэль сразу же попала в местную элиту, а вскоре подружилась с Ларой. Чуть позже к ним присоединилась Бейб, добавив их союзу чуточку беспутства. Эти почти сестринские отношения продлились более двух лет. Вплоть до инцидента в Билтморе.

Идиллию разрушила Бейб. Одно дело просто положить глаз на Дина Пола, мечтать о нем издалека, как делали практически все девушки в университете и даже некоторые определенного типа мужчины. Но она довела это до предельной степени, до откровенного предательства. В глубине души Габриэль должна была признаться себе, что не может слишком сурово осуждать Бейб. Потому что понимала, как велико было искушение. Она не могла бы с уверенностью сказать, что не воспользовалась бы подобной возможностью, окажись сама на месте Бейб. Дин Пол был слишком желанным. И несколько месяцев спустя Габриэль обнаружила, что повторила порочный путь подруги…

— Говори об этом, девочка! — выкрикнул женский голос из толпы зрителей в «Флюидологии».

— Точно, — вторил ему другой. — Расскажи!

Улыбка Габриэль словно выплыла из глубин ее существа. Они подбадривали ее, их любовь и поддержка поднимали ее ввысь, а ведь она не произнесла еще ни слова. Даже сейчас, сегодня, она до мельчайших подробностей помнила то чувство, которое ее охватило и которое можно было описать единственным словом: возвышенное. Подчиняясь порыву, она сунула листочек с текстом в карман, прикрыла глаза и начала читать свое произведение наизусть, извлекая из памяти строку за строкой.

Он был.

Он был божеством, мифом, предметом страсти.

Но он принадлежал ей, она была подругой.

Вот я и резвилась, как девчушка

в кондитерской лавке —

Малышке можно посмотреть,

но трогать ничего нельзя.

Он был так горяч,

что оставалось только вспыхнуть.

И я хотела попасть в это пламя,

Так ярко он пылал.

Но он принадлежал ей, а она была подругой.

Пока он принадлежал другой —

Но он принадлежал ей, а она была подругой.

Пока он не стал моим —

И был больше, чем мечтой.

Я направилась прямиком к водопаду,

Который обрушивается с края мира,

Потому что он был так хорош,

а я поступила так дурно.

И он был моим, а я была его.

Но все, что я сделала, — это ведь чудо, верно?

Пока он не ушел.

И тогда я узнала ответ — нет.

Публика «Флюидологии» взорвалась какофонией звуков — аплодисментами, восторженными криками, свистом, бурными овациями. Габриэль застыла. Она стояла окаменев, не в силах справиться с шоком. Теори помог ей выйти из круга света на сцене. Затем он проводил ее в маленькую комнату за кулисами, предложил воды, записал номер ее телефона, пообещал позвонить и исчез. Для него рабочий день (точнее, ночь) только начинался.