Игра чувств - Барбара Картленд

1864

— Черт тебя подери!.. Слышал?!

Над письменным столом скрестились два взгляда: один пылающий гневом, другой холодный, но не менее рассерженный. Обладатель пылающего взгляда отступил первым, круто развернулся, подошел к огромному эркеру и стал спиной к собеседнику.

— Черт подери! — повторил он более сдержанным тоном. — Ты — самодовольный лицемер, тебе даже не хватает честности признаться, что ты меня ненавидишь.

Сидящий за столом мужчина вяло пожал плечами.

— Разве такое признание что-нибудь изменило бы, Джон?

— Так было бы честно. Почему просто не сказать, что я тебе как кость в горле и что твой мир стал бы ярче, умри я завтра, а еще лучше — сегодня?

Чарльз Бекстер, десятый граф Хартли, на миг задумался и тихим голосом ответил:

— Другими словами, ты хочешь, чтобы я вел себя так же скверно, как ты сам?

Его кузен, достопочтенный Джон Бекстер, резко отвернулся от окна и взглянул на графа поверх изящного стола, в котором тот хранил бумаги.

— Ты никогда не сможешь вести себя так же скверно, как я, кузен, — язвительно сказал он. — Тебе этого не дано. Вести себя по-настоящему скверно — это искусство, и наш род когда-то не знал в нем равных. Богом клянусь, наша семья оставила след в истории. Было время, когда мы любому в графстве могли дать фору по выпивке, верховой езде и любовным похождениям.

— И ты считаешь, что этим стоит гордиться? — спросил граф, и на этот раз его взгляд был по-настоящему холоден.

— Ах, брось это ханжество! То был триумф! От великого рода ожидали как раз такого поведения.

— Да, как будто законы писаны не для тебя, а желания и нужды других — не твое дело. Называешь это величием? А я — позором.

— Хартли были титанами, и мир знал это. А теперь? Посмотри на себя! Ты превратился в добродетельного педанта, и мне одному приходится поддерживать славные традиции.

Кузенов словно отлили по одной форме, настолько поразительным было их сходство. Обоим чуть больше тридцати, оба шести футов росту, длинноногие и широкоплечие, оба темноволосые и кареглазые.

И при рождении их лица были очень похожими, однако по прошествии времени в чертах Джона отразился разгульный образ жизни. Нескончаемый вихрь удовольствий и праздности размыл некогда точеные черты, а характер, в котором раздражительность и эгоизм подавили все остальное, придал неприятную кривизну складке его губ.

Тело тоже несло печать потакания собственным слабостям: талия раздалась настолько, что даже самый дорогой покрой сюртука не в силах был этого скрыть. Мужчина, которого когда-то называли «прекрасным, как молодой Бог», начинал походить на сатира.

Граф же, напротив, по-прежнему отличался стройной, подтянутой фигурой, бывшей результатом загородных прогулок, долгих часов, проведенных в седле, и ежедневных энергичных физических упражнений. Он был умерен как в еде, так и в питье, и контуры его лица сохранили молодость. Этот факт, по-видимому, вызывал у кузена приступы дикой ярости.

И действительно, настроение Джона сейчас никак нельзя было назвать радужным. Причиной тому послужил отказ графа оплатить долг, который Джон небрежно сбросил на плечи кузена.

Счета пришли по почте три дня назад, как бывало уже много раз. Но Чарльз быстро отослал их обратно.

Ответа не пришлось долго ждать. Джон вне себя от гнева кинулся в фамильный замок Хартли и ворвался в библиотеку.

— Какого дьявола?! Зачем ты прислал мне их обратно? Что это значит? — заорал он, швыряя счета на стол.

— Мое письмо означает в точности то, о чем в нем говорится, — ответил Чарльз. — Я оплатил слишком много твоих долгов в прошлом и на этот раз отказываюсь.