Во имя любви. Жертвоприношение - Мануэль Карлос Страница 11

– Ничего! Я сам ее утоплю! Она это заслужила! – кровожадно воскликнул Марселу, и Бранка замолчала, поняв, что больной пока неизлечим.

Дом встретил Марселу цветами. Бранка тотчас же уложила его в постель, и все домашние собрались вокруг него, радуясь его выздоровлению, его возвращению. Первым поднялся Арналду, ему пора было ехать на совещание, потом Леу заторопился в спортклуб, Милена – на очередную встречу с фотографами, Бранке нужно было вернуться в больницу, чтобы поговорить с врачом Марселу с глазу на глаз.

Спальня опустела, и Марселу с облегчением вздохнул. Он встал, оделся, спустился вниз, дошел до гаража и сел в машину.

Он не мог больше откладывать разговора с Эдуардой. Он должен был немедленно объяснить ей, что произошло.

Дверь квартиры Виану была приоткрыта, но когда он ее распахнул, в проеме появилась Эдуарда. Ни один мускул не дрогнул на ее застывшем лице.

– Я думала, это соседка, – только и сказала она, не собираясь пропускать Марселу в дом.

– Выслушай меня! Ты должна меня выслушать! – сказал он. Марселу еле держался на ногах, дорога не далась ему даром, но, несмотря на это, он был полон решимости довести дело до конца. – Я расскажу тебе все, как было, а ты будешь судить, кто прав…

И он рассказал о ночном посещении Лауры и о том, как, прилетев поутру в Ангру, снова увидел ее у Милены, как Милена улетела в Рио на примерку платья к их свадьбе, а он, вернувшись после деловой встречи на виллу, чтобы ехать на машине в Рио, застал там все ту же Лауру. Она попросила отвезти ее в Рио. Он отказался наотрез, но потом пожалел ее и, дав себе зарок не произносить за всю дорогу ни слова, все-таки посадил в машину. Однако когда отогреваешь змею, она непременно кусает. Внезапно зазвонил его телефон, и Лаура тут же схватила трубку.

Он, надеясь, что звонит она, Эдуарда, стал отбирать у нее телефон, выпустил руль и…

– Остальное ты знаешь. Поверь мне, Эдуарда! Я люблю только тебя. Думаю только о тебе! Вижу только тебя! Да если бы она была мне нужна, я бы на ней и женился! Как же мне убедить тебя, что и во сне и наяву для меня существуешь только ты! Ты одна! Если можешь, прости меня за то, что мою единственную я заставил страдать!

Эдуарда смотрела в голубые глаза Марселу и уже не сомневалась, что он говорит правду. Ни тени самоуверенности – боль и страдание смотрели на нее. И еще мольба. Он, слабый, больной, перетерпевший столько физических и душевных мук, молил простить его за то, что причинил ей боль. Она любила его. Она не могла его не простить.

И когда он потянулся к ней и переступил через порог, она прильнула к нему и, поддерживая, довела до дивана. Поцелуй их был сладок, но короток, как у детей или близкой родни. У Марселу хватило сил, чтобы победить, но сил насладиться плодами победы не хватило…

На другой день к вечеру Эдуарда и Элена сидели тихие и счастливые. Они составляли список приглашенных на свадьбу.

– Мы перепишем тех, кому нужно послать приглашение в церковь, а тех, кто приедет потом к Бранке, я помечу галочкой, – говорила Эдуарда. – Я пригласила дядю Педро, как ты думаешь, он приедет из Сан-Паулу?

– Конечно, приедет, – подтвердила Элена и с грустью подумала, что почти не видится со старшим братом, который мог бы заменить им отца, но который с самого детства был вдали от семьи. Первая его жена старалась наносить визиты семье как можно реже и даже уговорила мужа поселиться в Сан-Паулу. Когда же он с ней развелся, дела фирмы, совладельцем которой он стал, не отпустили его в Рио. Потом у него появилась вторая жена, пошли дети, и теперь, хотя он искренне был привязан к сестрам, виделись они очень редко – на похоронах или на свадьбах…

Элена просмотрела список до конца и спросила:

– Почему ты не пригласила Сезара?

– А какое он имеет к нам отношение? – удивилась Эдуарда.

– Но ты же с ним выросла! Это же твое детство! Разве твое детство не имеет к тебе отношения?

– Ну, тогда мне придется приглашать и соседей, и портье, и даже Марсию с Вилсоном, потому что все они – мое детство, – засмеялась Эдуарда. Предположение, что всех этих людей можно пригласить к себе на свадьбу, показалось ей невероятно смешным.

– Не вижу тут ничего смешного, – мягко упрекнула дочь Элена. – Да, все эти люди – часть твоей жизни. И при желании можно было бы пригласить и их. Не приглашать же только родственников Арналду и Бранки, которых ты и в глаза не видела. И потом… я не нашла в списке твоего отца.

– Его я приглашать не собираюсь! – выпалила Эдуарда. – Если Бранка и Арналду с ним познакомятся, они отменят свадьбу. Ну и папулю ты мне выбрала!

– Ты – дитя большой любви, не забывай этого, – Элена стала серьезной. – Твоего отца я очень любила. Или ты думаешь, я вышла замуж за первого встречного? А с кем ты войдешь в церковь? Кто поведет тебя к алтарю?

– Раф! Я уже договорилась. И давай больше не возвращаться к этой теме!

Эдуарда уже закинула голову, давая понять, что не потерпит больше ни слова. А Элена с грустью и болью подумала, что, наверное, была не права, когда представляла дочке жизнь только в розовом цвете, когда читала ей в газетах только о хорошем, пропуская все, что говорилось о преступлениях, нищете, голоде, умирающих детях. И ее дочка не выросла. А расти надо. И расти всегда больно…