Диктофон, фата и два кольца - Елена Ларина Страница 10

«Да это же будильник» — пронеслось у меня в голове. Я протянула руку и машинально хлопнула его по кнопке, чтобы он наконец замолчал. Однако звук не пропал, и тогда я поняла, что это не может быть будильник. Я ведь больше не работаю и, следовательно, уже никуда не спешу. Сон слетел с меня, будто его и не было. А звук молоточков остался. Я села на кровати, посмотрела на часы. Второй час ночи. И только тогда сообразила, что звонят в дверь. Набросив халат, я поплелась в коридор.

«Кто бы там ни был, убью на месте. Или сразу же вызову милицию. Придурки!». Но тут звонок смолк, и в дверь стали нещадно колотить, а вскоре раздался голос, который я не могла не узнать. Орал Женька.

— Белка, открой! Мы знаем, что ты дома!

«Ого! Мы! Интересно, с кем это Женька заявился в такую пору!» Я открыла дверь и увидела на пороге Женю и Петровича. Они стояли, чуть раскачиваясь. В одной руке Женя держал наполовину пустую бутылку водки, а в другой — полудохлую гвоздику. Петрович же с гордостью демонстрировал большой торт в слегка примятой коробке, обвязанной розовой ленточкой.

— Лера, — оправдываясь сказал Петрович, — мы звонили. Телефон не отвечал.

— Мобила тоже, — вставил Женя.

— И мы… — продолжал Петрович. — Мы волновались.

— Да заходите же! — прошипела я. — А то весь дом перебудите.

Я втащила их в квартиру. Пока Петрович избавлялся от куртки, Женька прямиком пошел на кухню.

— Лер… Я тут о многом думал…

Он поставил бутылку на стол и как-то жалобно на меня посмотрел. Ох, только бы не стал меня утешать, а то я могу буквально взорваться от его жалости и разразиться Ниагарским водопадом слез.

— Жень, вы есть хотите? — спросила я, чтобы предотвратить поток его сожалений по поводу бедственного положения моей персоны.

— А что, здравая мысль. В час ночи в самый раз, — весело подмигнул мне Женя. — Вообще-то из закуси у нас была одна шоколадка на двоих. Торт Петрович, как истинный джентльмен, сберег для тебя. А есть хочется до жути. Того и гляди, рухну прямо на пол. Посереди твоей возлюбленной кухни.

— Так давай, шустри, знаешь ведь, где что лежит, — сказала я и ободряюще кивнула в сторону холодильника.

…Женя крутился юлой, доставая из холодильника сыр и колбасу. Я же резала хлеб и изо всех сил старалась сдерживать нахлынувшие на меня чувства. Все-таки хорошие они ребята. Пришли утешить. Мне стало до чертиков приятно, и моя омерзительная зеленая тоска постепенно начала отступать, освобождая место для совсем иных чувств. В этот момент вошел Петрович.

— Лера, я тут торт купил… Пражский, как вы любите.

— Да, — подхватил Женя, — ты не сердись, что мы так беспардонно к тебе завалились. Мы правда весь вечер пытались дозвониться. Знаешь, Белка, у нас, конечно, везде маразма хватает. Но чтоб такое… Даже в голове не укладывается. Я как представил, что ты тут одна сидишь… Вдруг тебе слова доброго некому сказать или, на худой конец, за хлебом сбегать…

И тут я опустилась на стул, закрыла лицо руками и, напрочь отбросив свою интеллигентность и гордость, в голос, по-бабьи зарыдала.

— Лер…

Женька подошел ко мне и стал гладить по голове.

— Я информацию нарыл. Как приехал и обо всем узнал, сразу копать стал.

— И что?

— Раскопал. Это хренова звезда тебя подставила, Преображенская наша! Ей было нужно твое место. Знаешь, зачем? А очень просто! Взяли недавно одного мальчика, который на твое место метит. Молоденького-молоденького, глупенького-глупенького! Зато с большой и волосатой лапой. Папа у него генеральный продюсер ТРТ. И, как проговорился шеф, хороший стратег может пожертвовать конем, чтобы подстраховать ферзя. Но ты, Лерка, не дрейфь, я сделал копию с кассеты Преображенской. Она быстренько ее стерла, думала, никто ничего не узнает. Но я все-таки успел. И теперь ты ее можешь засудить. Или даже их. Я, конечно, утверждать не берусь, но не решилась бы Аллочка на это без ведома шефа.

У меня начался очередной приступ рыданий. Женька на секунду замолчал, а Петрович сел на корточки передо мной и протянул свой измятый носовой платок. У меня, точно у заправской героини мелодрамы, в самые душераздирающие минуты не оказалось под рукой платка. Я с благодарностью на него посмотрела и тотчас уткнулась в этот платок.

— Я и доказать это могу, — продолжал Женя.

— Не нужно… — всхлипнув, протянула я.

— Что не нужно? — спросил Петрович.

— Ничего не нужно. Никаких доказательств.

— Это ты брось! Тоже мне христианское милосердие! Непротивление злу! Таких нужно не наказывать! Их нужно… — разошелся Женя.

— …в детстве убивать, из рогатки — подсказала я и, глядя на Женю, невольно улыбнулась.

— Лера, я чай заварил — подал голос Петрович. — Зеленый.

— На вот, бутер держи, а то наверняка ничего с утра не ела. — Женя одной рукой протянул мне бутерброд с сыром и колбасой, а другой хозяйским жестом принялся разливать водку по стопкам.

Мы, точно по команде, чокнулись.

И в голове у меня пронеслось: «Бог ты мой, я ведь вообще водку не пью. Коньяк иногда, изредка пиво, чуть-чуть вино…»

— Давай за нас! За хороших людей. Мало нас осталось. А чай после выпьем, с тортиком.

Мы выпили, и приятное тепло стало разливаться по всему телу. Я прикрыла глаза и неожиданно почувствовала себя очень хорошо. Наверное, впервые за это время. Из блаженного состояния меня вывел Женькин голос.

— Лерка, а насчет восстановления подумай. Я простить себе не могу, что дал тебе наводку, на тот чертов банк.

— Спасибо, Женька, но в программу я не вернусь. Пусть они сами играют в свои игры. Ты же понимаешь, что если тебя сдали один раз, то это непременно повторится еще раз.

Мы замолчали.

Петрович взял сигарету и закурил. Он курил очень сосредоточенно, будто обдумывая нечто очень важное.

— Лера… Я должен повиниться перед вами. Я… после того, что случилось, должен был подать заявление об уходе. В конце концов, я редактор, я пропустил ваш материал и обязан был разделить с вами…

Я почти с нежностью посмотрела на Петровича. Недавно ему стукнуло пятьдесят пять. Но он выглядел намного старше. Бесцветные волосы не скрывали тусклых залысин. Худая, практически высохшая фигура. Мы еще подтрунивали по этому поводу с Женей, что это его так высушила семейная жизнь. И действительно, жена у него давно оставила работу и ему приходилось вкалывать, как папе Карло, чтобы достойно содержать семью. Трое детей — не шутка. Денег требовалось все больше и больше. Дочери уже были почти взрослыми. Одна из них в этом году заканчивала школу, и Петровичу предстоял кошмар наяву под названием: «Какой вуз выбрать и, главное, как в него поступить». Да уж… И мог ли человек, отягощенный таким семейным положением, даже подумать о рыцарском поступке? Конечно, нет. Уж какой из него рыцарь. Но все же я была благодарна ему за порыв. И нисколько не сомневалась, что сказано все было от чистого сердца.