Я не боюсь летать - Эрика Джонг Страница 10

– Типичные узколобые англичане среднего класса. – Так Адриан характеризовал своих родителей. – Тебе бы они не понравились. Проводят жизнь, пытаясь бздеть во имя королевы. Пустое дело. У них постоянно запоры.

Чтобы усилить эффект своих слов, он громко пукнул, потом усмехнулся. Я взирала на него с удивлением.

– Ты настоящий дикарь, – усмехнулась я. – Естественный человек.

Но Адриан продолжал ухмыляться. Мы оба знали, что наконец-то я нашла настоящую молниеносную случку.

Ну хорошо, я готова признать: мои вкусы относительно мужчин не бесспорны. Тут будет еще масса подтверждений этому. Но кто спорит о вкусах? Все равно что описывать вкус шоколадного мусса или вид заката или объяснять, почему ты сидишь часами и корчишь рожи собственному ребенку… Найдется ли кто-нибудь, способный объяснить все это на бумаге. Мы принимаем на веру Ромео, Жюльена Сореля и графа Вронского. Даже егеря Меллорса ^[38]. Улыбка, косматые волосы, запах трубочного табака и пота, циничная речь, опрокидывание пива, громкое пуканье на публике…

У моего мужа красивая голова с черными волосами и длинные тонкие пальцы. В первый вечер нашего знакомства он тоже хватал меня за задницу, рассказывая при этом о новых тенденциях в психотерапии. Вообще-то мне нравятся мужчины, которые умеют так быстро переходить от слов к делу. Зачем терять время, если притяжение очевидно? Но если мужчина, который мне не нравится, ухватит меня за задницу, то я, наверное, приду в бешенство, а возможно, даже испытаю отвращение. А кто может объяснить, почему одно и то же действие в одном случае вызывает у тебя отвращение, а в другом – возбуждает? И кто пояснит принципы отбора? Ненормальные от астрологии пытаются это сделать. И психоаналитики. Но их объяснениям всегда чего-то недостает. Словно они упускают самую суть вопроса.

Когда очарование проходит, начинаешь размышлять. Раньше я восхищалась дирижером с лоснящимися волосами, который никогда не принимал ванну и задницу себе толком не мог подтереть. От него на моих простынях всегда оставались пятна говна. Обычно я от таких вещей не тащусь, но с ним – ничего, терпела, так до сих пор и не знаю почему. В Беннета я влюбилась отчасти потому, что у него были самые чистые яйца из тех, что я брала на язык. Безволосые. К тому же он практически никогда не потеет. Да с его жопы, если есть желание, просто есть можно – чистота, как на кухонном полу моей бабушки. Так что если речь идет о фетишах, то тут я достаточно гибкая. В некотором роде они делают мои увлечения еще менее объяснимыми.

Но Беннет во всем видел стереотипы.

– Этот англичанин, с которым ты говорила, – сказал он, когда мы вернулись в номер отеля, – он на тебя глаз положил…

– С чего ты взял?

Он смерил меня циническим взглядом.

– У него просто слюни текли, когда он на тебя смотрел.

– А мне показалось, он самый неприветливый сукин сын из всех, что я видела. – Отчасти высказывание было справедливо.

– Верно… но ты всегда притягиваешь к себе неприветливых типов.

– Тебя, например.

Он притянул меня к себе и начал раздевать. Я чувствовала, что он возбудился, глядя, как Адриан вился вокруг меня. И я тоже возбудилась. И мы оба занялись любовью с духом Адриана. Счастливчик Адриан. Спереди его трахала я, а сзади – Беннет.

«История мира – взгляд из влагалища». Любовная игра. Древний танец. Хроника почище той, что я задумывала как «История мира – взгляд из туалета». Она впитает в себя все. Ведь в конечном счете все дороги ведут туда. Мы с Беннетом не всегда занимались любовью с каким-нибудь фантомом. Случалось, мы занимались любовью и друг с другом.

Мне было двадцать три, когда я, уже будучи в разводе, познакомилась с ним. Ему стукнул тридцать один год, и он еще ни разу не был женат. Такого молчаливого человека я в жизни не встречала. И такого доброго. Или, по крайней мере, я считала его добрым. И вообще, что я знаю о молчунах? Я происхожу из семьи, где децибелы за обеденным столом могут необратимо повредить среднее ухо. Может, мне и повредили.

Мы с Беннетом познакомились на вечеринке в Виллидже, на которой никто из нас не знал хозяйку. Нас обоих пригласили другие люди. Это был последний шик середины шестидесятых. Хозяйка черная, тогда еще слово «негр» находилось под запретом, и у нее была какая-то модная, пользовавшаяся большим спросом профессия – что-то вроде адвертайзинга. Она была с ног до головы в дизайнерской одежде, глаза подведены золотыми тенями. Там набилось полно психоаналитиков, рекламщиков, социальных работников, преподавателей Н-ЙУ, которых невозможно отличить от аналитиков. Тысяча девятьсот шестьдесят пятый год – еще нет ни хиппи, ни язычников. У аналитиков, преподавателей и рекламщиков пока еще короткие волосы и очки в роговой оправе. В те времена они даже брились. Чернокожие в ту эпоху продолжали распрямлять свои курчавые волосы. Ах, эта память о прошлых временах!

Я туда попала через знакомых, как и Беннет. Поскольку у моего первого мужа наблюдался психоз, то мне казалось вполне естественным во второй раз выйти за психиатра. В качестве противоядия, так сказать. Не хотела, чтобы со мной снова приключилось такое. Теперь я вознамерилась найти мужчину, у которого в кармане лежал ключ к подсознательному. А потому ошивалась в компаниях психоаналитиков. Я была очарована ими, так как мне казалось, что они знают всё, достойное знания. А они очаровывались мною, потому как считали «креативной личностью», это подтверждалось тем фактом, что я по 13-му каналу читала стихи собственного сочинения, а психоаналитику никакого другого подтверждения креативности и не требовалось.

Оглядываясь на свою жизнь до тридцати лет, я вижу всех моих любовников, сидящих спина к спине, словно в игре в музыкальные стулья ^[39]. И каждый из них – противоядие от выбывшего. Каждый из них – реакция, поворот на сто восемьдесят градусов, рикошет.

Брайан Соллерман, мой первый любовник и первый муж, был очень невысокого роста, склонный к полноте, волосатый, смуглый. Еще он был настоящее пушечное ядро в человечьем обличье и говорил без умолку. Он всегда находился в движении, всегда выплевывал слова из пяти слогов. Он слыл специалистом по Средним векам, и не успевали вы произнести «Альбигойский крестовый поход», как он начинал рассказывать вам историю своей жизни в ошеломляюще мельчайших подробностях. Если вы находились в обществе Брайана, у вас возникало впечатление, что он не закрывает рта. На самом деле это было не совсем так, поскольку он таки замолкал, когда засыпал. Но когда у него завелись тараканы (в моей семье использовался этот вежливый эвфемизм), или стали проявляться симптомы шизофрении (как сформулировал один из его многочисленных психиатров), или когда ему открылся истинный смысл жизни (как заявил он сам), или когда у него случился нервный срыв (как выразился руководитель его докторской диссертации), или когда его, извините за выражение, жена, принцесса еврейская из Нью-Йорка, довела его до ручки (как сказали его родители), тогда он даже во сне не прекращал говорить. Вообще-то он просто перестал спать и целыми ночами напролет рассказывал мне о втором пришествии Христа, утверждая, что на сей раз Иисус может вернуться в образе еврея, специалиста по Средним векам, живущего на Риверсайд-драйв.