Любить птичку-ткачика - Светлана Лубенец Страница 10

Когда настал момент переходить к тому вопросу, ради которого она, собственно, и пришла в сыскное агентство, Милу опять сковали неловкость и смущение. То, что она намеревалась сделать, меткий на язык русский народ называл копанием в грязном белье… В данном случае копание будет, конечно, не в чужом белье, а в своем собственном, но… все же посторонний человек, пусть и по долгу службы, будет его самым тщательным образом разглядывать и нюхать.

– Вы напрасно смущаетесь, – неожиданно сильным баском произнес Владимир Юрьевич. – Как уже было сказано, мы гарантируем полную конфиденциальность нашего разговора и всех последующих за ним действий.

Мила вскинула на него глаза и наконец рассмотрела. Частный сыщик Цебоев оказался очень… круглым человеком… то есть плавно закругленным со всех сторон… У него было добродушное широкое лицо, откинутые со лба назад волосы неопределенного пегого цвета и покатые пухлые плечи, туго обтянутые светлым пиджаком. Даже кончики толстых бледно-розовых пальцев, в которых он крутил ручку, были сильно скруглены, чем напоминали диетические сосиски. Мила подумала, что это все как-то не годится для сыщика. У Холмса был выразительный череп… Хотя, если вспомнить, к примеру, Эркюля Пуаро… Впрочем, все это к делу никак не относилось…

Кругло-розовый Цебоев спокойно ждал, пока взбудораженная посетительница придет в себя. Конечно же, Мила была далеко не первой из тех, кто нервничал перед ним. Он наверняка давно привык к исходящим от заказчиков флюидам смущения, тревоги и стыда, а потому никак на них не реагировал. Мила почувствовала, как у нее начали разгораться щеки. Одну из них она закрыла нервно подрагивающей ладошкой, тяжко вздохнула и начала излагать собственное дело.

– Насколько я понял, из доказательств у вас только письмо, которое вы нашли в кармане Олега Станиславовича Романца, – сказал Владимир Юрьевич, когда измученная Мила наконец закончила.

Она вздрогнула. Неужели этого мало? Неужели ему хотелось бы, чтобы Мила достала из кармана Олега женские трусики или бюстгальтер?

– Да, у меня только письмо, – сказала она и впервые посмотрела в глаза детектива. Они были светло-голубыми и какими-то отсутствующими. По ним совершенно невозможно было понять, о чем он думает. Но, может быть, у детектива и должны быть именно такие глаза и непроницаемое лицо?

– Вы принесли его с собой? – спросил он.

– Конечно, – невнятно ответила Мила, у которой все еще сводило скулы от стыда. Она суетливо покопалась в сумочке, с трудом отыскала среди кучи ненужных бумажек неприлично смятое письмо и протянула Цебоеву.

Он быстро и, как показалось ей, бесчувственно пробежал его глазами и опять спросил:

– А конверт? Был ли конверт?

Миле пришлось рассказать, куда делся конверт.

– Адрес вы помните?

– Только улицу – Оружейная.

– А что-нибудь о Сельвинской вам самой удалось узнать? – Цебоев продолжал допрашивать Милу совершенно бесстрастно, что ей не нравилось. Ей казалось, что человек должен загораться предложенным ему делом, как всегда горела она, приступая к разработке нового узора или к совершенствованию технологии. Она с трудом сдерживала себя от того, чтобы не вырвать из сосисочных пальцев Владимира Юрьевича письмо и не уйти, выразительно хлопнув дверью.

– Видите ли… мы… с подругой позвонили в телецентр… – И Мила рассказала ему все, что узнала по телефону Геля.

– Имя вашей подруги?

– Геля… Гелена Короленко…

– Фотографию Романца вы принесли?

Миле хотелось предложить ему не придуриваться, потому что всякий знает, как выглядит человек, входящий в пятерку самых модных модельеров Санкт-Петербурга, но она не сказала ничего. В конце концов, ее соседи по подъезду никак не реагируют на Романца. Похоже, им, занятым своими бесконечными личными делами, даже не приходит в голову, что Милин мужчина – тот самый… Еще бы! Разве «тот самый» может жить с ними в одном подъезде! Ну… разве что слегка похожий на Романца… Сам Олег никогда не стремился к тому, чтобы его узнавали. Одевался очень просто и неброско, был со всеми приветлив и улыбчив, но всегда умудрялся уходить от разговоров – по-простому, по-соседски.

Еще раз порывшись в сумке, Мила выложила на стол, как ей казалось, самую лучшую фотографию Олега, где он был снят на фоне гобелена под названием «Ночь», который Мила тоже считала лучшей своей работой.

Цебоев вложил письмо Сельвинской и фотографию Олега в светло-голубую, под цвет собственных глаз, пластиковую папочку с белой кнопкой и надписью на бумажном уголке сбоку: «Дело Ивиной Л.Л.». Припрятав папочку в один из ящиков стола, он сказал:

– Ну что ж! Пока у нас есть все, что нужно для работы. Мы тут же сообщим вам, как только появятся первые сведения. Но если по какой-то причине Олег Романец в течение недели никак не проявит свои симпатии к другим женщинам… не будем обсуждать причины этого… – сразу же предупредил он Милины возражения. – Придется по самому классическому образцу спровоцировать его на контакт с… назовем ее… подругой… да, пока подругой…

– Это как? – растерянно спросила Мила.

– Вы объявите Романцу, что уезжаете из Петербурга на несколько дней. У вас есть возможность уехать?

– Да… конечно…

– Ну вот и славно. Кстати, совершенно необязательно на самом деле уезжать. Можно отсидеться, например, у родственников.

– Нет-нет! Ни в коем случае! – поспешила сказать Мила. – Я не хочу их впутывать в мои личные дела! Но у меня есть подруга, хорошая… давняя… проверенная…

– Вот подруг я вам не посоветовал бы…

– Это потому, что вы не знаете мою подругу!

– Зато я хорошо знаю людей вообще, Людмила Леонидовна, – улыбнувшись лишь уголками губ, сказал сыщик и долгим взглядом посмотрел ей в глаза. Мила почему-то смутилась и как-то чересчур жалко промямлила:

– Сколько я вам должна?

– Снежана, моя секретарша, скажет вам, сколько стоит час моего времени, времени наших агентов, и объяснит, на какие расходы вам придется пойти в ближайшем же будущем.

Владимир Юрьевич встал из-за стола, церемонно склонил голову в легком поклоне и строго, как директор школы, прощающийся с родителями проштрафившегося ученика, произнес своим сильным, хорошо поставленным голосом:

– Всего хорошего, Людмила Леонидовна. Мы будем держать вас в курсе расследования.

Людмила Леонидовна еще более жалко кивнула и постаралась как можно скорее покинуть этот весьма негостеприимный кабинет. При этом она чувствовала на своем затылке пристальный взгляд сыщика вплоть до того момента, пока за ней не закрылась дверь его кабинета.

В общем, Миле все не понравилось. Встреча с детективом произошла не в том ключе. Ей казалось, что Цебоев должен был бы гораздо живее и заинтересованнее откликнуться на ее беду. В конце концов, она же будет платить ему деньги, и немалые. Вот если взять, к примеру, врачей из частных клиник! Они за деньги чуть ли не из своих халатов выпрыгивают, чтобы произвести хорошее впечатление. После этого им даже прощаешь, что лечат не слишком хорошо. Душевность – она многое искупает. А Цебоев стильную Снежану себе завел… Нет чтобы какую-нибудь уютную Мариванну… или, на худой конец, миссис Хадсон…