Наложница визиря - Джон Спиид Страница 10

Люсинда смотрела в глаза Патана, который не отводил взгляда. Она снова почувствовала раздражение из-за его самодовольства. Она уже собиралась спорить, но вместо этого повернулась к Карвалло.

— Как себя чувствует тио Карлос? — спросила она по-португальски.

— Гораздо лучше, сеньорита, — Карвалло поклонился.

— Тогда почему мы откладываем отправление?

Казалось, Карвалло опешил.

— Это кажется неподобающим, сеньорита…

— А кто-нибудь спросил у вашего дяди, чего желает он? — тихо уточнил Патан на хинди.

Теперь удивилась Люсинда.

— Я сама это сделаю, — ответила она.

Она бросила на Карвалло взгляд, который, как она надеялась, означал, что она держит ситуацию под контролем, затем развернулась, влетела в дом и поспешила наверх.

Она нашла Джеральдо спящим в кресле перед дверью дяди.

— Он провел тут всю ночь, — сообщил Люсинде камердинер Адольфо, когда пропускал девушку внутрь.

— Заходи, племянница, — пригласил Карлос.

Взмах руки, казалось, отнял все его силы. Он побледнел после кровопускания, но глаза у него блестели, и он улыбнулся ей с любовью.

Она объяснила ситуацию.

— Караван должен отправиться в путь немедленно, — заявил он ей. — Дела обстоят не очень хорошо, и я опасаюсь любой задержки.

— Да, дядя, — ответила Люсинда, положив ладонь на его руку. Его кожа на ощупь казалась тонкой, холодной и слегка влажной. Его помыли, зачесали волосы назад, но, несмотря на все это, запах блевотины и фекалий все равно витал в воздухе. — Значит, мы отправимся в путь, как ты говоришь.

— Подожди, — сказал Карлос, накрывая ее руку своей второй. Она увидела у него на предплечье белую повязку, закрывающую рану в том месте, где врач пускал кровь. — Прошлой ночью они подумали, что я умираю. Они сказали, что это яд. Ха! Слишком много вина для старика, вот и все. Но знаешь, что я думал, когда священник проводил таинство миропомазания?

Люсинда скрыла удивление. Никто не сказал ей про священника.

— И что, дядя?

— Не о своих грехах или Деве Марии. Нет, я думал о тебе, — у него на щеке заблестела слеза. — Ты такая идеальная, Люси. Такая чистая. Семья — это все. Теперь я это понимаю лучше, чем когда-либо раньше. Ты — это все, что у меня теперь есть, моя дорогая.

— И Джеральдо, дядя.

— Что? — переспросил Карлос, словно проснувшись.

— Джеральдо… Он ведь тоже семья, не так ли? И Викторио, твой брат. Не забывай их.

Он долго смотрел на нее, перед тем как наконец ответить.

— Не совсем брат. Родственник, — он снял руку с ее ладони. — Да. Это только значило…

— Да, дядя?

Он вздохнул и закрыл глаза, и какое-то мгновение испуганная Люсинда опасалась, что он умер.

— Я думал, что ты поймешь, — пробормотал он.

— Я понимаю, — ответила она.

Карлос махнул рукой.

— Иди. Передай мои наилучшие пожелания Викторио. Наслаждайся путешествием.

— Спасибо, тио Карлос, — она наклонилась и поцеловала его в лоб.

— Еще одно, — он судорожно вздохнул, когда она уже собралась уйти. — Да Гама. Будь осторожна. Не доверяй ему.

Услышав эти слова, Люсинда уставилась на дядю. Ей страшно хотелось услышать больше, но она видела, как он слаб. Ему было трудно разговаривать, а если сказать по правде, то ей хотелось побыстрее отправиться в путешествие. Ей хотелось, чтобы скорее начались приключения.

— Хорошо, дядя, — весело сказала она. — Со мной все будет в порядке.

Снаружи она потрясла Джеральдо за плечо.

— Просыпайся. Мы уезжаем.

— А с ним все будет в порядке? — спросил Джеральдо с самым серьезным видом.

— Тио Карлоса не так-то просто убить. Для этого потребуется нечто большее, чем понос, — ответила она.

Однако на лице Джеральдо было написано беспокойство, а не облегчение.

* * *

Когда какой-то житель Гоа говорил: «Мы отправляемся на рассвете», — все понимали, что это только речевой оборот. К тому времени, как прозвучали слова прощания, а сундуки снова открыли, чтобы добавить разнообразные забытые вещи, уже давно рассвело. Наездники-мусульмане достали и развернули молитвенные коврики перед восточной стеной. Затем сундуки снова загрузили и привязали к повозкам, в которые были впряжены волы, затем отвязали и сняли, снова загрузили. Теперь солнце стояло уже высоко, а животные хотели пить и проявляли нетерпение.

Люсинда настолько привыкла к Гоа и множеству непредвиденных задержек, что не понимала все увеличивающегося раздражения капитана Патана. Патан отправил слуг за водой для животных, но жители Гоа двигались крайне медленно, поскольку это было время сиесты, и в конце концов Патан отправил своих людей.

Затем слон обгадился на улице, и оказалось некому убирать дерьмо, потому что слуги Дасанов к этому времени благоразумно исчезли в затененных уголках. Охранники-мусульмане, посчитавшие оскорблением для себя поход за водой, не отозвались на мягкую просьбу своего начальника, а он не считал возможным им это приказывать. В конце концов появились какие-то никому не известные людишки — неприкасаемые [16], которые и унесли слоновье дерьмо в корзинах. Эти корзины они несли на головах. Правда, и после уборки вонь не исчезла.

Да Гама, который мог бы помочь, почему-то сидел в тени дверного проема и позволял Патану самому решать все проблемы.

— Пока ему везло гораздо больше, чем повезло бы мне, Люси, — пояснил он, когда Люсинда спросила его об этом. Казалось, Да Гаму забавляет все происходящее. Люсинда подумала, не выпил ли он.

Что касается Джеральдо, то после бессонной ночи он отдал приказ не беспокоить его до тех пор, пока караван на самом деле не будет готов тронуться в путь, и спал в своей комнате с задернутыми шторами.

В полдень, вместо того чтобы находиться уже в пути, Люсинда занялась организацией обеда для путешественников. К счастью, она остановила слуг до того, как тарелки с холодным мясом покинули дом, и отправила их назад в кухню. Там она приказала положить ветчину и говядину на отдельные тарелки, потому что индусы-христиане, несмотря на принятие христианства, отказывались есть мясо коровы, а мусульмане не станут есть свинину. Португальцы, конечно, ели все.

К тому времени, как колокол на церкви Святой Екатерины пробил два часа, казалось, что все готово. Люсинда послала Елену удостовериться, все ли собрались для отправления в путь, а сама побежала в комнату дяди. Еще не успев завернуть за угол, она услышала крики.