Декаданс - Анна Андрианова Страница 10

– Да я и в мыслях этого не делаю, если честно!

Нос все время заложен, слезы льются, как будто глаза луком намазаны. Я понимаю, что ничего не понимаю, и от этого еще обиднее, все время плакать хочется.

– Девушки, не бойтесь секса, хрен во рту вкуснее кекса!

Интеллигентно Виктóр со мной не общается, я так давно его знаю, что он может себе позволить расслабиться и быть тем, кто он есть. При мне друг изъясняется исключительно на «подонкофском» языке, а со своими барышнями на великосветском.

Звали его по паспорту Виктóр Порушкин, но он решил сделать себя Виктóром Леви. Намутил себе французское гражданство и купил генеалогическое древо, где «засвидетельствованы» его аристократические корни.

Виктóр, то есть Витек, – человек, про которого говорить можно долго и исключительно прилагательными. Этот святой человек просто необходим в хозяйстве. Мастер продавать воздух и, что важно отметить, за баснословно дорого. Это он придумал раскрутку моих салонов красоты, посоветовал зарегистрировать бренд во Франции, сделать очень дорогой французский сайт и в Москве продвигать салоны как бренд мега-известного парижского стилиста. После охмурения Витьком пары звезд французской эстрады, была продана легенда о том, что этот суперстилист якобы обслуживает элиту Франции. Московские пиплы, бегущие за европейской модой, по цепной реакции ломанулись в мои салоны.

– Почему он мне изменил, Витьк? – хнычу я.

– Почему, почему, потому что ты расслабилась. Секс для мущинки – это самое главное. Он так самоутверждается, чувствует себя гладиатором, и это дает ему право быть мужиком в конце концов. Каждому нужно знать, что он – у-ухх! – Витька достает сигарету из портсигара, прикуривает ее и, осторожно приподнимая шиншиллу и положив ногу на ногу, взглядом охотника рыскает по сторонам. – Акелло промахнулся – енто не про нас. Акелло – главный. Перед другими самцами и в своих глазах. Ты думаешь, мы зря виагру едим и мучаемся, когда нам в любимый орган шланг вставляют? Все ради того, чтобы вы оценили! Для нас наши фаберже ценнее любых драгоценностей на свете. А вы должны о них заботиться.

– Хорошо, это ему надо, а кто подумает о том, что надо мне?

Он должен быть мачо, а я должна из него этого мачо делать. Люблю тебя не за то, кто ты, а за то, кто я рядом с тобой.

– Тебе тоже надо чувствовать себя телкой, любимой, желанной, нужной! – он наклоняется через стол и впяливается мне в глаза, своими влажными, липкими глазками после специальных капель. Чудесные капли, добавляют жизненного блеска. Мне сейчас, наверное, даже они не помогут. – В семейной бытовухе каждый теряет себя. Свое предназначение, так сказать, свою суть. Поэтому я хрен женюсь, хочу быть собой. Не дам себя съесть даже самой лучшей в мире телке.

– То есть?

– То есть ты сливаешься с человеком, с вашей совместной рутиной. Романтику заменяют геморы, страсть – выдавливание прыщей друг у друга, нежность – конфликты, а вместо комплиментов вы выговариваете претензии. А между прочим, то, что тебе не нравится в другом, – это твои проблемы, а не его! – Витек строит гримасу недовольного пренебрежения.

Его стильная внешность бросает лозунг «уважайте меня все!». Точеные скулы с бакенбардами, узкий острый подбородок, идеальной формы брови, румяные щечки, холеность прически и блеск выпуклых серых глаз. Витек смотрит снизу вверх, галантно задирая подбородок, а при проявлении эмоций задирает вверх бровь.

– И так ты забываешь о своих истинных желаниях. Забываешь о женской части себя, постепенно превращаясь в неудовлетворенную телку. Свое неудовлетворение активно прячешь, скрываясь за бизнес и всякую там деловую-бытовую возню. А потом оно хлобысь – и взрывается. Короче, нахуйелес это ваша семейная жизнь? Пока нет семьи, есть свобода, значит, есть и раскрепощенный общеудовлетворяющий секс, а в семье о нем можно забыть. Конец свободе. Конец сладостному разврату.

По отточенной привычке Витек демонстрирует правую кисть со специально сделанным шрамом. Женщины всегда заинтересованно спрашивают, что же с ним приключилось, а он брутально отвечает, мол, ошибки молодости, боролся за любовь. Далее идет длинная легенда несчастной любви, давящая на струнки сострадания заботливого женского сердца. А хренов дуэлянт доигрывает до конца...

– Нужно сначала поменять себя, а потом систему института брака. Если сил хватит! Гы-гы! – Витек отдергивает рукав, блеснув дорогущим циферблатом.

– Да у меня все хорошо! Это он мне изменяет, а не я ему! – протестую я, размахивая вилкой.

– Нет, дорогуша, у тебя все плохо. Тебе пипец, говоря на родном языке. Ты превратилась в бесчувственную дамочку целомудренно-запретного содержания.

– Да пошел ты! – кидаю я в него злостно салфеткой.

– Ню, ню! Мама небось в детстве говорила, что целовать мужскую писю – это плохо! Классическая литература секс втроем не приемлет! Религии мировые понукают, говорят, засунь свою кундалини себе в мозг и просветляйся, вместо того чтобы похотливо о трахе думать. Вот и сидишь с детства застреманная и так боишься своих желаний, что даже ничего про них и не знаешь!

– Какие тут желания! Я не хочу секса! Черт! – я перехожу на крик. Мужик за соседним столиком смотрит на меня с жалостью. Не переживай так, тебе никто и не предлагает, читается у него в глазах.

– Ох, ох, да вы, телки, все такие, не расстраивайся! Стоны изображаете, как страсть Чиччолины. И кто вам сказал, что мы не любим сексом в тишине заниматься?! – я не успеваю открыть рот, чтобы сослаться на учебник «Порнуха», где все так делают, Витек продолжает: – Сосете, как «Чупа-чупс» в общественном месте, не чувствуя, что это вообще живой орган, так сказать, чувственный. Попу у вас выпросить вообще себе дороже. Встанете в позу памятника лошади Пржевальского, на лице печать великой мученицы, зажмуриваете глаза. Не ибаццо, а плакать хочется, на это глядя. А у нас между прочим мозг – самая эрогенная зона. Видеть нам все нужно, так чтоб свет был, зеркала. А вы свет выключаете, глаза зажмуриваете и тихо себе скулите.

– Я у тебя про общее спрашиваю, а не про частности, сексуальное возбуждение от техники не зависит!

– Дай договорить, бескультурщина, ебть, не перебивай... – Виктóр кашляет. – Так вот! А все это знаешь почему? – это риторический вопрос. – Потому что во время секса вы думаете не об общем удовольствии и расслаблении, а о том, как бы доставить больше кайфа любимому, чтобы сильнее любил. А о себе-то вы не думаете. О том, как самой себя полюбить, вообще забыли. О том, чего хотите, даже не догадываетесь. А уж чтобы рассказать об этом – так вообще рот не откроется.

– Все это очень познавательно! Ну а как иначе, извини, не обучены! Корчишь из себя страсти Чиччолины, а он все равно к другой уходит?!

– Вспомни себя в восемнадцать, все тебе хотелось и все тебе моглось. Глазки горели. Румянец был здоровый. Вы с Сержем небось как кенгуру австралийские в первые месяцы совместной жизни, кроме секса ничем больше не занимались!