Ночной ураган - Кэтрин Коултер

Каррикс-Грейндж, Нортумберленд. Англия Декабрь 1814 года

Алек коснулся губами белого лба жены, все еще влажного от пота, и выпрямился, с болью сознавая, что разверзшуюся между ними пропасть невозможно ни пересечь, ни перейти. Поздно. Слишком поздно высказывать слова, удушливым комом стоящие в горле.

Печально покачав головой, Алек наконец сложил руки Несты крест-накрест на груди. Она уже холодела.

Однако Алек чувствовал, что не удивится, если Неста внезапно откроет глаза, поглядит на него, улыбнется и попросит показать сына. Она так хотела сына! И назвала бы его Хэролд, в честь саксонского короля, смело выступившего против Вильгельма Нормандского и потерпевшего поражение.

«Ребенок не стоил твоей жизни, Неста, — мучительно размышлял Алек, не сводя глаз с жены. — О Боже, я не должен был пролить в тебя семя жизни. Открой глаза, Неста!»

Но Неста не шевелилась. Женщина, с которой Алек прожил пять лет, была мертва. А в соседней комнате плакало крохотное созданьице, дитя человеческое, но Алек не мог вынести мысли об этом, не мог заставить себя думать о младенце.

— Милорд.

Сначала Алек не расслышал тихого голоса доктора Ричардса. Потом медленно повернулся, чтобы взглянуть на врача жены, щегольски одетого коротышку, сильно вспотевшего в душной комнате: тщательно завязанный галстук и редкие волосы обвисли, как мокрая ветошь.

— Не могу высказать, как сожалею о столь ужасной потере, милорд.

Алек дотронулся до щеки Несты. Такая мягкая плоть… и такая холодная. Он поднялся и, обернувшись, навис над врачом, ясно понимая, что делает это намеренно, желая унизить жалкого человечка, запугать, заставить трястись от страха. Это Ричардс позволил Несте погибнуть. При виде засохшей крови на руках и рукавах черной куртки врача Алек едва удержался, чтобы не задушить его собственными руками.

— Ребенок? — резко спросил он.

Доктор едва заметно съежился, но достаточно спокойно ответил:

— Очевидно, вполне здоровая девочка.

— Очевидно, сэр?

Ричарде невольно опустил глаза:

— Да, милорд. Мне действительно жаль, но я не смог остановить кровотечение. Ваша жена потеряла слишком много крови и очень ослабела. Медицина в таких случаях бессильна. Я ничего не сумел сделать. И…

Барон жестом остановил его. Какой смысл в излияниях коротышки? Всего три дня назад Неста была полна жизни и веселья и невероятно довольна своими приготовлениями к празднованию Рождества, несмотря на огромный живот, распухшие щиколотки и нестерпимые боли в спине. А теперь она мертва. И Алека даже не было рядом, когда Неста умирала. Врач не позвал его, объяснив, что все произошло слишком внезапно. Так неожиданно, что времени не было. У Алека не осталось слов. Он, не оглядываясь, покинул спальню жены.

— Милорд даже наследника не получил, — вздохнула повитуха миссис Реффер, спокойно натягивая простыню на лицо баронессы. — Ну что ж, джентльмен легко сможет найти себе другую жену, особенно такой гордый петушок, как наш барон. У него еще будет наследник. Но ведь и дочери должны появляться на свет, бедные мышки, не так ли? Иначе кто будет рожать наследников для лордов и господ?

— Он уже дал имя девочке?

Повитуха покачала головой.

— Даже не пришел взглянуть на нее, не видел с самого рождения. Кормилица говорит, что малышка ест за обе щеки. Чего только не бывает! Ее мама истекла кровью и умерла, а крошка здорова, как маленькая козочка.

— Кажется, барон любил жену.

Повитуха молча кивнула, спеша обрядить усопшую, после того как доктор, это напыщенное ничтожество, наконец ушел. Кровотечение! Да баронесса была просто создана, чтобы рожать детей! Но доктор Ричардс требовал, чтобы она больше ела, и ее милость слишком отяжелела, а кровь стала чересчур густой. Ребенок оказался таким большим, что роды неимоверно затянулись, а доктор Ричардс ничего не пытался сделать, кроме как стоять у постели, ломая руки. Проклятый старый дурак!

Алек Каррик, пятый барон Шерард, приказал оседлать своего жеребца Люцифера и, как был, в одном черном плаще, с непокрытой головой, умчался в метель.

— Он насмерть простудится, — заметил Дэйви, старший конюх в Каррик-Грейндж.

— Тяжело ему пришлось, — вздохнул Мортон, самая мелкая сошка в иерархии слуг, основной обязанностью которого было чистить стойла и убирать навоз. — Баронесса была славной леди.

— У него остался ребенок, — возразил Дэвид.

«И вся недолга, — подумал Мортон. — Можно подумать, у барона нет никаких чувств, словно ему все равно, что жена умерла».

Мортон вздрогнул. Чертовски холодно! Он снова передернул плечами, но в глубине души возблагодарил Господа, что ему сейчас все же не так холодно, как бедняжке баронессе.

Алек вернулся в Грейндж три часа спустя, к счастью, совершенно окоченев от стужи. Он не владел пальцами, не мог нахмурить лоб, не мог поднять брови и, что важнее всего, не чувствовал глубоко гнездившейся в душе боли. Старому дворецкому Смайту было достаточно одного взгляда на барона, чтобы немедленно прогнать горничных и лакеев, ожидавших приказаний хозяина. Схватив барона за руку, Смайт повел его, как ребенка, в отделанную деревянными панелями библиотеку, где в камине полыхало яростное пламя, и начал растирать руки Алека, не переставая говорить, ворчливо распекая хозяина, словно тот снова превратился в семилетнего мальчишку.

— Ну вот, сейчас принесу бренди. Только сидите и не двигайтесь, вот так, верно. Сидите.

Смайт принес стаканчик бренди и не двинулся с места, пока барон не проглотил огненную жидкость.

— Все будет хорошо, вот увидите.

Алек поглядел в морщинистое, доброе, встревоженное лицо старого слуги:

— Как все может быть хорошо, Смайт? Неста мертва.

— Знаю, мой мальчик, знаю. Но печаль пройдет, а у вас осталась дочь. Не забывайте свою девочку.

— Я сидел здесь и слушал, как она кричит. Даже когда совсем измучилась и охрипла, я по-прежнему слышал ее. А сейчас повсюду такая тишина…

— Знаю, знаю, — беспомощно повторил Смайт. — Но, милорд, не забудьте о своей дочурке. Она так настойчиво требовала свой ужин, словно маленький генерал. Ну и легкие у нее! Для такой малышки совсем неплохо!

Алек уставился в затянутые шторами полукруглые окна:

— Мне все равно.

— Ну же… не…

— О нет, мне не грозит опасность стать пациентом Бедлама [1], Смайт. Можешь прекратить свое кудахтанье.