Мой продуктивный мозг. Как я проверила на себе лучшие методики саморазвития и что из этого вышло - Кэролайн Уилльямс Страница 9

Кстати, Джо Дегутис — когнитивный психолог из Гарвардского университета. Он посвящает много времени разработке действительно эффективных когнитивных тренингов. Дегутис рассказал мне, что ученые используют особый стандартизированный тест, чтобы понять, появились ли после интенсивных умственных тренировок какие-то изменения в реальной жизни.

Он рассказал, что несколько лет назад спонсорская организация попросила его разработать методику, по которой результаты его работы с пережившими инсульт пациентами оценивались бы с точки зрения навыков реальной жизни.

«Они предложили измерять, сколько времени у таких пациентов уходит на то, чтобы сделать тост!» — говорит он с явным скепсисом. Мысль и правда звучит глуповато, ведь хлеб выскакивает из тостера сам собой. Такой критерий измерения больше расскажет о модели тостера, чем о том, как изменился мозг пациента.

«Ну, для выполнения этого задания все используют одинаковые тостеры; измеряется время, потраченное на намазывание масла на хлеб и т. п.». Он смеется, потому что это и правда нелепо. Но Дегутис говорит, что подобные исследования имеют смысл. Потому что само по себе улучшение результатов в какой бы то ни было игре не гарантирует улучшений в реальной жизни. Их-то и нужно доказать.

Но даже если предположить, что познавательные игры в целом улучшают ваши навыки приготовления тостов, может возникнуть еще одна трудность: одни и те же упражнения действуют не на всех. В ходе метаанализа исследований тренировки оперативной памяти Джегги обнаружила: наиболее значительные улучшения наблюдаются у людей с изначально самым слабым развитием навыка. А люди, для которых изначально был характерен «стиль мышления, направленный на развитие», — которые верили, что могут развить уже имеющиеся у них навыки, — получали от упражнений больше пользы, чем те, кто считал себя от природы в чем-то сильным или слабым. Интересно, что направленные на развитие люди получали пользу даже от тренировок-«плацебо», которые вообще-то не должны были ничего менять. Получается, самой мысли о том, что вы делаете что-то для развития мозга, может быть достаточно, чтобы действительно что-то изменить.

Люди, которые соглашаются участвовать в экспериментах с подобными упражнениями по доброте душевной, также получают от процесса больше пользы, чем те, кто делает это за деньги или бонусы в учебе. То, насколько испытуемые любят разгадывать сложные головоломки (в лабораторных тестах психологи называют это потребностью в познании), также позволяло предсказать, насколько выполняемые упражнения окажутся для них полезны.

А как насчет масштаба улучшений? По последним оценкам из метаанализа Джегги, тренировка оперативной памяти может улучшить общий интеллект «в эквиваленте 3–4 баллов по стандартизированному IQ-тесту» ^{‹‹16››}. Что, по словам Чарльза Хулма, могло бы считаться вполне существенным улучшением, если бы на такой результат мог рассчитывать каждый, кто проходит тренинг. В свою очередь, Джегги все равно считает это серьезным улучшением. «Сомневающихся сложно убедить. Некоторых убедить просто невозможно, но я спокойно к этому отношусь», — говорит она, пожимая плечами.

По-моему, это тупик. Джо Дегутис разделяет мое бешенство. «Если бы когнитивисты хоть на какое-то время сосредоточились на одной проблеме, другие ученые работали бы над обобщением полученных результатов, а третьи занимались другими задачами… но сейчас все занимаются всем сразу, и никто никуда не движется. Половина исследований направлена на доказательство того, что эффект есть; другая половина — что на самом деле его нет», — говорит он.

Главное, что я считаю нужным вынести из этой ситуации: любые изменения, которые удается выявить, настолько малы, что для того, чтобы их зафиксировать, нужны очень чувствительные лабораторные тесты (или определенный вид тостера). Сказать, что действительно изменилось, а что — нет, очень сложно, если изменения столь незначительны. Я бы не стала каждый день тратить ради этого двадцать минут жизни. Как бы то ни было, Чарльз Хулм считает, что это не имеет значения. «Не так уж и важно знать, что происходит в мозге, — все равно такие тренировки не повлияют на поведение так, как вам хотелось бы», — сказал он, по-видимому, несколько рассердившись.

В любом случае, человеку, который стремится улучшить мозг, пожалуй, лучше выбирать конкретные навыки и работать над ними по отдельности. Аналога бега для развития ума пока не придумали и, возможно, не придумают никогда. Что приводит меня к первому выводу касательно миссии по изменению мозга: выбирай, что именно хочешь изменить.

Получается, это хорошо, что я не стремлюсь повысить свой общий интеллект или развить сверхчеловеческую память. Намного реальнее попробовать развить навыки, которые напрямую влияют на мою жизнь. И, к счастью, каждую из областей, в которых я решила развиваться, исследуют группы нейробиологов и психологов: пытаются объяснить механизмы работы этих навыков и найти способы их развития. Остановив свой выбор на этих навыках вместо кажущегося идеальным «поумнения», я, по крайней мере, получу реальный шанс добиться улучшений в каждой из выбранных областей. Впрочем, мы еще увидим, окажутся ли изменения действительно узконаправленными. Я так и не разобралась, будет ли лондонский таксист лучше среднего водителя ориентироваться в Нью-Йорке, или превосходство его пространственного мышления закончится за границами Лондона. И если я научусь контролировать, например, боязнь того, что с моей семьей случится несчастье, исчезнут ли другие мои неврозы?

Ответы на эти вопросы, а также на главный — стоит ли вообще тратить силы на изменение мозга — нам еще только предстоит узнать. Но как сказал один нейробиолог, когда я перечислила все, что хочу изменить в своей голове: «Ого! В итоге ты либо станешь сверхчеловеком, либо совсем запутаешься в жизни…»

В любом случае будет интересно, не так ли?