Мой продуктивный мозг. Как я проверила на себе лучшие методики саморазвития и что из этого вышло - Кэролайн Уилльямс Страница 10

В профессиональной жизни такие отключения совсем не помогают. Я работаю дома, одна, если не считать собаки, которая очень любит отвлечь. По идее работать я должна в режиме коротких, но интенсивных подходов, пока мой маленький сын в школе. Иногда все получается, и тогда к концу дня я чувствую себя сверхчеловеком. Но чаще я чего-то не успеваю. Я провожу весь день, переключаясь с одного занятия на другое, но в итоге не делаю ничего полезного — хотя нужно мне всего лишь прочесть несколько научных докладов и отправить пару писем. Но даже это у меня не получается. Уже через несколько часов я напрягаюсь и расстраиваюсь, и приходится пополнять список дел на завтра.

С точки зрения нейронауки недостаток фокусировки и склонность к прокрастинации — две стороны одной медали, свидетельствующие, что мозг недостаточно контролируется его счастливым обладателем. Я не одна мучаюсь с этой проблемой. В одном из недавних исследований выяснилось, что 80 % студентов и 25 % взрослых людей признают свою хроническую склонность к прокрастинации. И хотя приятно говорить себе, что уж моя-то рассредоточенность — это явный признак креативности, есть доказательства того, что на самом деле она приводит к стрессу, болезням и проблемам в отношениях.

Помимо всего прочего, блуждания ума не делают нас счастливее. В ходе еще одного исследования ученые отвлекали людей в течение дня: спрашивали, как идут дела, и измеряли уровень их радости. Оказалось, люди одинаково счастливы, когда фантазируют о чем-то приятном и когда сосредоточены на решении какой-то задачи. В остальное время блуждания разума делали их менее счастливыми, чем работа ^{‹‹1››}.

Однажды, когда от недовольства собой я уже буквально билась головой о стол, мне вспомнился Джо Дегутис, нейробиолог из Гарвардского университета. Несколько лет назад мы обсуждали с ним статью, которую я тогда писала, потому что он разбирается во всем, что связано с развитием познавательных способностей, и в частности — вниманием. Так что я написала ему в надежде, что он и в этот раз поможет мне разобраться в себе. Оказалось, вместе с Майком Эстерманом из Бостонского университета они работали над созданием такого сочетания компьютерных упражнений и магнитной стимуляции мозга (или ТМС), которое должно было помочь людям лучше фокусироваться. На тот момент они уже доказали, что их программа действительно развивает способность людей удерживать внимание. Как и в большинстве других нейробиологических исследований, они тестировали программу только на людях с серьезными проблемами, вызванными травмой мозга, инсультом, посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР), синдромом дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ). Естественно, мне стало интересно: может ли их разработка оказаться полезной и для меня?

Вряд ли, ответили исследователи. Ведь одно дело — добиться улучшения с клинически безнадежного до почти нормального уровня, и совсем другое — из состояния «чуть ниже нормы» перейти к «чуть выше», да еще и каким-то образом измерить результат. Но Джо и Майк все равно исполнили мою прихоть и выслали мне ссылку на сокращенную онлайн-версию теста на произвольное внимание, который они используют в лабораторных исследованиях. Кроме того, они прислали несколько опросников, измеряющих, как часто я склонна допускать глупые ошибки по невнимательности (довольно часто); а также шкалу «неосознанности», которая показывает, как часто я блуждаю в неведении (часто).

Я выслала им полученные результаты, и на следующий день на мой почтовый ящик обрушилась безжалостная правда. В тесте на внимание я набрала 51 %, что почти на 20 % ниже нормы. Опросники были тоже довольно показательны. «Результаты говорят о том, что у тебя есть явные проблемы со вниманием и отвлекаемостью как в лабораторных условиях, так и в повседневной жизни», — писал Джо. Правда, чтобы несколько смягчить удар, в конце письма он пригласил меня к себе в лабораторию: проверить, смогут ли они чем-то мне помочь. Никаких гарантий, но они сделают все, что в их силах.

Где-то через месяц я приехала в Центральный госпиталь Министерства по делам ветеранов в Бостоне (это министерство предоставляет пожизненное медицинское обеспечение американским солдатам), где с 2000 года Джо и Майк руководили Бостонской лабораторией внимания и обучения. У многих солдат, вернувшихся с войны, появлялись проблемы с произвольным вниманием, поэтому поток добровольцев для участия в их исследованиях всегда был стабильным. Особенно много проблем вызывает посттравматическое расстройство. Когда люди живут в постоянной тревоге, их внимание рассредоточивается, они все время ищут признаки опасности — в итоге в организме просто не остается ресурсов, которые позволили бы сконцентрироваться на чем-то конкретном.

Подобные проблемы могут возникать и как следствие травм головы или инсульта: в работу внимания включены многие области мозга, и, если с какой-то из них возникают проблемы, весьма вероятно, что пострадает именно внимание. И так как многие другие познавательные навыки — например, память, выявление причинно-следственных связей и даже способность удерживать мысль во время выполнения задания — основываются на произвольном внимании, его потеря может серьезно подорвать психическое здоровье человека.

Уникальность этого госпиталя чувствуешь, едва переступив его порог. Не знаю, где Великобритания лечит своих ветеранов — все американские будто бы собрались здесь, прямо под портретом Барака Обамы. Американский флаг гордо реет над людьми всех возрастов: от молодых ребят в инвалидных колясках, явно пострадавших в недавних военных конфликтах, до людей, которые воевали во Вьетнаме, судя по их возрасту. Многие из них гордо носят кепки и футболки ветеранов; сидя в вестибюле в ожидании приема, сравнивают, что им пришлось пережить. В стенах этого госпиталя, наверное, живет больше историй, чем во всем городе. Мне очень хотелось послушать хотя бы некоторые из них, но было бы совсем неуместно, если бы радостная британка начала вдруг приставать к людям с вопросами о том, к чему не имеет никакого отношения.

Так что я просто ждала рядом с ними и старалась не казаться совсем уж не в своей тарелке. К счастью, вскоре пришли Майк и Джо и проводили меня наверх в свой офис. «Здесь довольно интересно работать», — замечает Майк. Разговорчивый ветеран лет восьмидесяти, до того говоривший какие-то бессмысленные фразы, желает нам всего хорошего и выходит из лифта.

И вот «шоу Майка и Джо» в разгаре — я понимаю, что меня ждет веселая неделя. Джо энергичный и позитивный, быстро говорит и носится вокруг, как будто у него накопилось слишком много энергии. Позже он признается, что это тестирование показано ему не меньше, чем всем остальным. «У нас нет ответов на все вопросы, — говорит он. — Мы вроде как заняты поиском себя». Майк более сдержанный, но тоже полон энтузиазма. Он проверяет, подписала ли я все нужные предупреждения, и все время сдерживает своего буйного коллегу. В этом дуэте Майк невольно играет роль голоса разума.

Однако стоит коснуться темы стимуляции мозга, и он тут же оживляется. Они отводят меня в комнату, где и произойдет чистка моего мозга, — палату, которую в последний раз красили в ярко-оранжевый лет пятьдесят назад. На месте кровати стоит огромное черное кресло, рядом древний негатоскоп и двое часов, которые явно давно не работают.