Шехерезада - Энтони О'Нил Страница 9

— Я сейчас вот что подумал, — продолжал Касым, ощущая появление слюны во рту, слыша решительный стук своего сердца. — Пришел к выводу…

— Вы по какому делу? — вдруг послышался голос.

Перебитый на полуслове, Касым совсем растерялся. Голос звучал со стороны, нормальный, но властный, не допускающий лжи. Он постарался взять себя в руки.

— Какое у вас дело? — Страж ворот шагнул вперед с суровым, хоть и снисходительным видом, небрежно придерживая рукой саблю. Двое других стражников наблюдали, держась позади него.

— Какое дело?.. — выдавил Касым, от растерянности не находя подобающего ответа.

— Я спрашиваю, по какому вы делу?

Подыскивая слова, Касым вдруг услышал, как Юсуф пришел ему на помощь.

— Мы хотим в ворота войти. У нас встреча назначена. С одним купцом.

Страж, подумав, тряхнул головой:

— Повелитель правоверных сегодня показывает чужому государю дворец Золотых Ворот. В Круглый город пропускаются только жители, члены их семей и люди с пропусками от шурты.

— К Золотым Воротам мы не пойдем, — заверил Юсуф. — Нам надо на улицу Кварири. Ты наверняка ее знаешь. К дому Малика аль-Аттара.

Взгляд стража смягчился.

— Мы ненадолго, — убеждал Юсуф, видя сочувствие. — Добирались из самой Басры. Клянусь именем Пророка, мир ему, мы туда и обратно.

Страж хмыкнул, зная, что аль-Аттар раздражителен и всегда готов жаловаться, если не сразу угадываются и исполняются его желания. Ему было отлично известно, что официальную процессию в Круглом городе окружают согни стражников и солдат, мимо которых не пролетит даже бабочка. Сам же он пребывал в праздничном настроении, готовый проявить братские чувства, подобающие празднику Ид-аль-Фитр. Страж окинул команду таким же проницательным взглядом, как старого монаха двумя часами раньше сообразительный и симпатичный однорукий вор, хилый парень с окрашенными хной руками ловца жемчуга, низколобый скуластый олух с припухшими глазами, падший аскет, лысый, как артишок, в оборванной накидке, полосатой тюбетейке. «Необычная компания, если правду сказать, да ведь и день необычный», — рассказал он.

— Извини, — сочувственно сказал страж Юсуфу, — в любом случае сразу всех не могу пропустить.

— А одного? — пропищал настойчивый дрожащий голос, и страж, оглянувшись, увидел горбуна, смотревшего на него снизу вверх горящими глазами.

— Одного, — повторил горбун. — То есть… я понимаю, почему ты всех нас не хочешь пустить. Черт возьми, я бы сам не пустил. А как насчет одного? Тут ведь нету ничего плохого, а? Остальные пусть здесь обождут. Можешь даже мой нож забрать — на, бери. Обыщи меня, не возражаю. Разве я смогу сделать что-то плохое? Ведь на всем пути к улице Кварири стоит стража. Пусть меня проводят. Пусть казнят, если посмею шагнуть в сторону.

Он потешно тараторил, почти захлебываясь, с материнской скорбящей улыбкой. Страж, празднично настроенный, полностью сдался.

— Одного меня пусти, — упрашивал Касым. — Что я сделаю? Разве питал когда-нибудь злые умыслы? А?

Страж сочувственно вздохнул.

— Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, — изрек он, восхищаясь собственным благодушием. — Ладно. Одного пущу. Только учти, за тобой будут присматривать.

— Да благословит и сохранит тебя Аллах, — обрадовался Касым, уже шагнув вперед. — А вы, — обратился он к членам команды, — зря тут не околачивайтесь. — Демонстративно пожал перед ними плечами, возмущаясь «легендарным» гостеприимством Багдада. Ему было нетрудно скрыть радость, ибо одно опасение сразу затмила куча других. Он еще точно не знал, что сказать аль-Аттару — купец теперь буквально за углом, — поэтому больше нет времени, чтобы подготовиться к встрече. Касым стремительно прошмыгнул через сторожку в воротах, через две железные двери и огромную сводчатую аркаду. Его душили гулкие стены, отражавшие эхо, зловонные запахи, нависающий свод, бесплодная земля. Он страстно тосковал по безбрежному чистому морю.