Ударом шпаги - Эндрю Бальфур Страница 50

Неожиданно я заметил два треугольных плавника, медленно приближавшихся к нам с обеих сторон, и затем, словно учуяв запах добычи, молнией мотнувшихся в сторону перевернутой лодки. Чернобородый, обернувшись через плечо, еще отчаяннее заколотил по воде, и в глубине души мне даже стало жаль его, настолько страх исказил его черты, но я ничем не мог ему помочь, поскольку должен был неотрывно следить за бандитом, подкрадывавшимся — или, вернее, подползавшим — ко мне со стороны носа.

Странное зрелище представляли бы мы для стороннего наблюдателя. Как только обреченный человек за кормой ослаблял судорожные барахтанья и конвульсии, обе акулы подплывали поближе, кружа вокруг несчастного, словно часовые на посту, пока я не стал наконец различать темные тени их огромных тел сквозь прозрачную голубую воду; с противоположной стороны ко мне упорно, дюйм за дюймом, приближался вооруженный ножом бандит. Я вынужден был балансировать на скользком покатом дне перевернутой лодки, отчаянно пытаясь сохранить ее неустойчивое равновесие, поскольку всякий раз, когда чернобородый пловец хватался руками за корму, ялик опасно раскачивался, грозя зачерпнуть воды и пойти на дно. При мысли о последствиях подобного исхода у меня на голове волосы вставали дыбом, и я старался не смотреть в широко раскрытые, умоляющие глаза чернобородого, изо всех сил колотя древком пики по его окровавленным, покрытым ссадинами пальцам, судорожно цеплявшимся за свою последнюю надежду. Наконец он окончательно выбился из сил, руки и ноги замедлили свое движение, и на лице его появилось выражение тупой безысходности; затем вода вокруг несчастного внезапно забурлила и вспенилась крутым водоворотом, крик, не успев родиться, замер у него в горле, мелькнуло в глубине белое брюхо акулы, послышался плеск, сопровождавшийся жуткой борьбой, вода приобрела рыжеватый оттенок, а многочисленные пузырьки воздуха, поднимавшиеся с глубины, окрасились в красный цвет. Я остался один на один с бандитом на носу лодки.

Сцепив зубы и крепко стиснув в руках древко пики, я приготовился к встрече, твердо решив закончить дело как можно быстрее и, по возможности, ближе к центру лодки; но прежде всего я оглянулся вокруг и увидел приближающийся ко мне галеон, а в отдалении большой трехмачтовый корабль, идущий на всех парусах, подгоняемый попутным бризом. Я решил, что с «Сан-Фернандо» не стреляют по мне, боясь зацепить человека, сидящего вместе со мной на днище перевернутой лодки, и в голове у меня созрел план, как и в дальнейшем удержать их от стрельбы, по крайней мере на время.

Как только «меченый» увидел, что я обернулся к нему лицом, он весь побледнел, и желтая кожа его приобрела болезненно-зеленоватый оттенок; он попытался отползти назад, но я двигался быстрее и вскоре очутился от него на расстоянии длины моей пики.

— Пес, — процедил я сквозь стиснутые зубы, — проклятый пес! Наконец-то я до тебя добрался, и сейчас ты умрешь!

Я мог бы и дальше продолжать издеваться над ним подобным же образом, наслаждаясь его испугом и растерянностью, но тут в его глазах мелькнуло нечто, заставившее меня резко пригнуться, и вовремя: я едва увернулся от ножа, который он метнул в меня, и только внезапный нырок лодки, вызванный моим неосторожным движением, заставил его промахнуться. Я понял, что мешкать не следует, ибо бандит готов потащить и меня за собой на тот свет; поэтому я выпрямился, сделал быстрый финт и проткнул негодяя, точно курчонка вертелом, держа пику обеими руками. Он застонал и подергался немного, но затем его глаза остекленели и голова упала на грудь; тем не менее я продолжал держать его на весу, хоть это и вызывало нестерпимую боль в моей раненой руке, поскольку мой план в том и заключался, чтобы оставить его сидеть на дне перевернутой лодки, делая вид, будто он все еще жив, и тем самым вводя в заблуждение команду «Сан-Фернандо».

Трудно было, однако, сказать, будут ли они стрелять, если подойдут поближе и узнают правду, потому что по мере приближения чужого судна на палубе галеона поднялась суета, люди забегали по палубе в разные стороны, уродливую железную статую поспешно втащили на борт, и до меня донесся торопливый стук молотков по платформе. На мачтах один за другим распустились паруса, и, когда первый порыв свежего бриза наполнил их, наморщив поверхность воды и образовав на ней то, что моряки называют «кошачьими лапками», галеон медленно развернулся и двинулся в сторону от лодки, из чего я заключил, что капитану Гамбоа не понравился вид приближавшегося с подветренной стороны судна и он решил поскорее убраться отсюда.

Что касается меня, то я зажал пику между бедер, чтобы уменьшить нагрузку на раненую руку, и сидел неподвижно, глядя в лицо мертвеца, наблюдая, как тускнеет его родимое пятно и кровь стекает по древку, капая мне на колени, не решаясь отпустить его, так как боялся, что его падение может заставить ялик снова перевернуться, а акулы были начеку, плавая неподалеку.

Поэтому мне ничего не оставалось, как только следить за ходом событий, и вскоре я убедился, что вновь прибывшее судно догоняет галеон, хотя тот, как я уже упоминал, был далеко не из тихоходов. Через некоторое время чужое судно прошло мимо меня, находясь на расстоянии полумили от моей лодки, но еще до того, как я разглядел на его мачте развевающийся английский флаг, я был уверен в том, что вижу это судно не впервые. Оно величаво скользило по волнам, грациозно и плавно покачиваясь, словно танцор в котильоне; его громоздящиеся друг над другом паруса то морщинились слегка, то снова туго надувались, выпячивая свою белоснежную грудь, напрягая все силы в стремительном рывке вперед, словно живое существо, и по огромной золоченой голове и груди под его массивным бушпритом, по изящным обводам корпуса, по точеным мачтам и по числу пушечных портов я узнал в нем «Золотого дракона».

«Повезло, — подумал я, глядя на проплывающее мимо судно и видя сплошной ряд черных голов, высунувшихся из-за бульварка и обращенных в мою сторону. — Готов поклясться, мой приятель, капитанский племянник, находится здесь на борту, и если это так, то я попаду из огня да в полымя!»— и вновь я поразился странным капризам судьбы, избравшей для моего спасения из всех прочих имен но этот корабль. Затем, вспомнив о его быстроходности, я предположил, что он может быть передовым судном английской флотилии, опередившим остальных участников, и с надеждой обвел взглядом бескрайний горизонт; однако, кроме необозримого синего пространства, покрытого сейчас мелкими барашками волн с белыми пенистыми гребнями, нигде ничего не было видно. Зато мне эти самые волны доставляли немало хлопот, вынуждая использовать мертвого испанца в качестве балансира для сохранения равновесия перевернутого вверх дном ялика, на котором я восседал, как на норовистом жеребце без стремян и уздечки. В то же время я был благодарен бризу, немного смягчавшему нестерпимый жар солнечных лучей, припекавших мою ничем не прикрытую макушку так, что я чувствовал тошноту и головокружение.

Английское судно прошло мимо, не удостоив меня особым знаком внимания, если не считать того, что какой-то матрос вскочил на ванты и помахал мне оттуда рукой; я не посмел ему ответить тем же и хоть попытался приветствовать его криком, но сомневаюсь, чтобы он меня расслышал, так как мой голос почему-то ослабел, а глотка пересохла, как у последнего пропойцы.