Восточная миссия - Сергей Бортников Страница 5

Констант наслаждался зрелищем и вспоминал, вспоминал, вспоминал…

В двадцать пять он впервые стал чемпионом мира по греко-римской борьбе. Хороших атлетов тогда в Европе было много. Особенно выделялся русский богатырь Иван Поддубный, слава о подвигах которого гремела по всему свету. Коллеги уважительно называли силача Железным! Жаль… Так и не удалось сразиться с ним…

В финале турнира, проходившего в парижском цирке, Константу противостоял рыжий и чересчур грузный баварец. Соперник легко уходил от захватов и выскальзывал из рук. Может быть, он тоже смазал тело маслом, как один из противников легендарного русского богатыря? Ле Маре собрал все силы в кулак и, схватив за трико, потащил немца в центр арены. Там, пользуясь преимуществом в росте, навалился грудью на его голову и нагнул ее до своей талии… Бросок! Тяжелое тело, совершив немыслимый пируэт, рухнуло на ковер. Потом беднягу долго не могли привести в чувство…

Бурный поток воды стремительно несся навстречу неприятелю. Никто не сможет его остановить!

Ле Маре, Ляо и Тири сели в броневик и помчались к товарищам по оружию, укрывшимся за высокой железнодорожной насыпью.

К утру все было кончено. Враг отступил на правый берег реки Изер. На 700-километровом участке фронта, от Северного моря до швейцарской границы, снова установилось позиционное равновесие. В этот раз надолго. Впрочем, немцы и не пытались его нарушить – у них начались проблемы на Восточном фронте…

15

В тот день, когда на Западном фронте немецкая кавалерия занимала Брюссель, россияне, отбив все атаки неприятеля, форсировали Збруч и вторглись на территорию Австро-Венгрии.

Войска, прибывающие на фронт, сразу вступали в бой.

21 августа между Ярославицами и Волчковцами [7]состоялась самая большая и фактически единственная кавалерийская битва Великой войны, в которой сошлись бойцы 10-й российской и 4-й австро-венгерской дивизий.

А 19-го ингерманландские гусары еще отдыхали после утомительного похода, и ротмистр Барбович соблаговолил поднять их боевой дух:

– Здорово, братцы!

– Здравия желаем, ваше благородие!

– Завтра нам предстоит снова, так сказать, понюхать пороху!

– Да уж не впервой! – первым откликнулся старый служака Степан Гордина, уроженец донбасских степей, воевавший вместе с ним на далекой корейской земле.

– Тебе то что? Хоть эскадрон, хоть сотня… А вот сосед твой, небось, уже в портки наложил…

– Кто, Васька? Да он один их всех на капусту покрошит. Мы с вами и прискакать не успеем!

Иван Гаврилович приблизился к новобранцу – высокому, ладно сложенному молодому человеку лет двадцати пяти.

– Женат?

– Так точно, ваше благородие! – бодро рявкнул Василий.

– И детишки есть?

– А как же без них? Парнишка да девонька… Мал мала меньше…

– Ну а баба у тебя хорошая?

– Так точно! Еще как хороша-с… Работает, словно лошадь…

– Я не в лошадиных смыслах, а в бабьих.

– То есть в постели, – подсказал Степан, хорошо знавший повадки своего командира.

– Горяча… Точно сковородка…

– Звать-то как?

– Аграфеной…. Грушей, значит.

– А писать умеет?

– Никак нет: не грамотная она, а подписываться под чужой рукой, того, стесняется…

– Ты, главное, братец, сам не стесняйся… Бей врага, как Аграфену с похмелья!

– Жалею я ее, Иван Гаврилович… Ежели б хоть раз по-настоящему приложился – давно б детишек осиротил…

– Ладно… Сегодня вечером пойдешь со Степаном в разведку.

– Слушаюсь, ваше благородие!

16

Темнело. Конь под шестипудовым телом Гордины никак не хотел переправляться через Серет, на левом берегу которого расположились ингерманландцы. И тогда вперед рванула лошадь Василия Прыщова. Как только водная преграда осталась позади, гусары спешились и осмотрелись.

– Вот здесь начинается балка, – ткнул в карту указательный палец Степан. – Длиной около километра… За нею справа – поле, а слева – лес. В конце балки наверняка вражий пост или стоянка патруля… Там усилим внимание…

– Хорошо…

– Какое «хорошо», братец? Слушаюсь…

– Слушаюсь, господин вахмистр!

– То-то же…

Гордина отсчитал девятьсот шагов и подал знак, после чего Василий лег на землю и пополз вперед (конь остался под присмотром старшего товарища).

Минут через семь-восемь, показавшихся обеим вечностью, казак вернулся. Недоуменно пожал плечами:

– Никого!

– Что ж, давай, поглядим в четыре глаза…

Лошадей привязали к одинокой березке. После этого Степан плюхнулся на брюхо. Прыщов сделал то же самое.

Выход из балки действительно никто не охранял. Однако чуть правее Гордина заметил пламя костра, в отблесках которого мелькали чьи-то силуэты.

«Сразу видно – резервисты, – мысленно улыбнулся старый солдат, принимая влево. – Нет на них нашего ротмистра».

Около темневшего на горизонте леса стали на постой несколько сотен ландштурмистов – так в Австрии называли бойцов народного ополчения, которые в мирное время один раз в восемь лет сдавали зачеты по стрельбе. Многим из них было далеко за сорок.

– На таких вояк хватит и нашего эскадрона, – язвительно прошипел Васька и получил толчок в бок: мол, соблюдай тишину.

В светлое время суток Гордина наверняка бы заметил и темные воротники жандармов, однако тех было немного, и особой боеспособности неприятельскому войску они не прибавляли.

На опушке леса стоял пулемет. Была и пушка, но почему-то зачехленная.

У гусар просто чесались руки порубить это, как метко заметил Степан, стадо. Но они четко помнили инструкции командира эскадрона: уточнить расположение войск противника, нанести на карту, по возможности взять языка – и «домой». Более – никакой самодеятельности!

Возвращаясь назад, окончательно осмелевший Прыщов предложил захватить с собой двух отдыхавших у костра людей. Гордина поначалу идею не одобрил, но, немного понаблюдав за незнакомцами, согласился: слишком беспечно те вели себя на передовой. Будто не войне они, а на вечеринке…

Такая наглость обязательно должна быть наказана!

Каково же было его изумление, когда выяснилось, что те двое – даже не резервисты, а штатские. И к тому же – немцы…

17

Барбович неплохо знал немецкий язык, но разобрать то, о чем говорили пленники, не мог. Полное затмение, безымянная звезда, луч которой непременно должен обогнуть Солнце и тем самым подтвердить предположения какого-то гениального ученого… Бред – и только!