Всеобщая история пиратов. Жизнь и пиратские приключения славного капитана Сингльтона - Даниэль Дефо Страница 43

Мой совет был принят, правда, не сразу, но вскоре сами дикари дали повод к тому, чтобы не только одобрить его, но и привести в исполнение.

Дело в том, что торговля с туземцами основывалась на нашей уверенности в их добропорядочности. Но под конец мы натолкнулись на подлость с их стороны.

Один из моряков купил у них скот в обмен на безделушки, которые, как я говорил, выделывал наш мастер. В цене покупатель с продавцами разошелся, и те решили дело по-своему: забрали себе безделушки, угнали скот да еще насмеялись над ним. В ответ на подобное насилие моряк громко закричал, призывая на помощь находившихся неподалеку товарищей. Негр же, с которым он имел дело, запустил в него копьем, да так запустил, что, не отскочи моряк с большой ловкостью в сторону, оно попало бы ему в грудь, но только поранило руку. В ответ наш товарищ в ярости поднял фузею и застрелил негра на месте.

Остальные негры, как стоявшие возле убитого, так и находившиеся на некотором расстоянии, были так перепуганы вспышкой огня, шумом и тем, что их сородич убит, что на время растерянно застыли на месте. Но вот они немного оправились от испуга, и дикарь, стоявший в изрядном отдалении от нас, внезапно издал резкий крик, очевидно служивший условным боевым призывом. Остальные ответили на зов и бросились к нему. Мы же, не зная, что обозначает этот клич, стояли на месте и смотрели друг на друга.

Наше неведение скоро рассеялось. Прошло не более двух-трех минут, и мы услыхали, как этот призыв пронзительным ревом катится от одного места к другому, по всем туземным селениям, даже на другом берегу реки. Внезапно мы увидели толпу обнаженных людей, сбегавшихся отовсюду к месту, где раздался крик. Они бежали точно на условленное свидание. И менее чем за час их собралось, как мне кажется, около пятисот. Некоторые были вооружены луками и стрелами, но большинство – копьями, которые они мечут на изрядное расстояние так ловко, что могут убить птицу на лету.

На размышления времени у нас оставалось немного. Толпа росла с каждым мгновением, и я твердо уверен, что если бы мы долго оставались на месте, то их в короткий срок набралось бы до десяти тысяч. Нам оставалось одно из двух: либо бежать к нашему кораблю или барку, где удобнее будет защищаться, либо же перейти в наступление и посмотреть, чего нам удастся добиться посредством мушкетных залпов.

Мы немедленно решились на последнее, рассчитывая, что огонь и ужас, наводимый стрельбой, скорее обратят туземцев в бегство, поэтому, выстроившись в ряд, смело пошли им навстречу. Дикари отважно ожидали нашего приближения, рассчитывая, как я полагаю, уничтожить нас копьями. Но мы, не дойдя на бросок копья, остановились и, рассыпавшись, чтобы возможно больше растянуть линию защиты, встретили их пальбой. Последствием первого залпа было то, что, не считая неизвестного нам числа раненых, шестнадцать человек оказались убитыми на месте; кроме того, у троих ноги были перебиты, так что они свалились ярдах в двадцати-тридцати от остальных.

Как только мы выстрелили, туземцы испустили отвратительный вой: выли раненые, выли те, кто оплакивал убитых. Я никогда – ни прежде, ни потом – не слышал подобного.

После залпа мы остались на месте, перезаряжая мушкеты, и так как туземцы не отступали, выстрелили снова. Вторым залпом мы убили человек, должно быть, девять. Поскольку теперь дикари стояли не такой плотной толпой, как прежде, мы стреляли не все сразу – семерым нашим было приказано воздержаться от выстрелов и выйти вперед, когда остальные выстрелят, чтобы те могли перезарядить мушкеты.

Дав второй залп, мы закричали как можно громче, а семеро наших продвинулись к туземцам ярдов на двадцать и выстрелили вновь. В это время находившиеся сзади успели перезарядить оружие и двинулись следом. Туземцы, видя, что мы приближаемся, со стенаниями, точно одержимые нечистой силой, бросились прочь.

Подойдя к месту боя, мы увидели на земле множество тел. Убитых и раненых оказалось гораздо больше, чем мы предполагали, даже больше, чем мы выпустили пуль. Этого мы долго не могли понять, но в конце концов разобрались, в чем дело: туземцы были напуганы до потери сознания, более того, многие из тех, что лежали мертвыми, даже не были ранены, просто испугались до смерти.

Некоторые из тех, которые, как я сказал, были просто напуганы, придя в себя, со страхом приблизились к нам. Они приняли нас то ли за богов, то ли за дьяволов – право, не знаю, да это нас и не занимало. Одни становились на колени, другие падали ниц, делая какие-то диковинные телодвижения и всем своим видом выражая глубочайшую покорность. Сообразив, что, согласно законам войны, мы можем забрать сколько угодно пленников и повести их с собой в путешествие в качестве носильщиков поклажи, я предложил это, и все со мной согласились. Мы выбрали примерно шестьдесят дюжих молодцов и объяснили им, что они должны будут пойти с нами. Они охотно согласились. Но перед нами встал другой вопрос: можем ли мы доверять им, так как здешнее население совершенно не похоже на мадагаскарцев – оно свирепо, мстительно и коварно. Мы могли рассчитывать лишь на рабское служение: их послушание будет продолжаться до тех пор, пока они будут чувствовать страх перед нами, и работать они станут только из-под палки.

Прежде чем продолжить рассказ, я должен сообщить читателю, что с этого времени стал больше интересоваться своим положением и состоянием наших дел. Хотя товарищи мои были старше меня, я обнаружил, что на дельный совет никто из них не способен, и у них не хватало выдержки, когда доходило до выполнения какого-нибудь дела. Первым случаем, доказавшим мне это, была последняя стычка с туземцами. Приняв решение наступать, они, видя, что после первого залпа негры не побежали, как того ожидалось, настолько оробели, что, будь наш барк под рукою, они, я уверен, все до единого убежали бы.

Правда, было три неутомимых человека, чьим мужеством и упорством держались все остальные. Естественно, что они с самого начала стали вожаками. Это были пушкарь и точильщик, которого я еще называю искусным изобретателем, а третий – тоже парень неплохой, хотя и слабее первых двух, – один из плотников. Эти трое были душой команды, и только благодаря им остальные во многих случаях проявляли решимость. Но с тех пор, как мне удалось повести за собой наших, растерявшихся в схватке, все трое дружески приняли меня в свою компанию и стали относиться ко мне с особенным почтением.

Пушкарь был превосходным математиком, хорошо образованным и отменным моряком. Мы подружились, и я получил от него основы знаний, которыми позже располагал в науках, полезных для мореходства, особенно по части географии.

Но вернемся к делу. Пушкарь, отметивший мои заслуги в битве и услышав мое предложение удержать часть пленников для нашего путешествия, при всех обратился ко мне:

– Капитан Боб, я считаю, что вы должны стать нашим предводителем, ибо этим успехом предприятие обязано вам.

– Нет, нет, – сказал я, – не льстите мне. Нашим Seignior Capitanio [42], нашим генералом должны быть вы. Я слишком молод для этого.

Таким образом, все согласились на том, что пушкарь будет нашим предводителем. Но он не хотел принять это звание один и принуждал меня разделить его с ним. Так как все остальные согласились с этим, я вынужден был уступить.