Пират - Джин Вулф Страница 37

Переживаю ли я из-за убийства Мише? Да, переживаю, но не так сильно, как из-за некоторых других своих поступков. Во-первых, он был пиратом. Получасом позже испанцы предали бы его суду и повесили через пять минут после вынесения приговора — и они имели полное право поступить так. На море нет иного закона, помимо воли капитана. Конечно, Жарден являлся капитаном «Розы», но он подчинялся мне.

Я надеялся, что испанцы решат мою проблему с Мише. В бою мы потеряли двух или трех человек (точную цифру уже не помню), но Мише к ним не относился. Просто так легла карта — и в результате получилось, что он погиб в том же сражении. Ну так что ж тут плохого?

Но самое главное — я должен был убить Мише. У меня не оставалось иного выбора. Будь мы командой обычного грузового судна, я бы приказал выпороть парня, вот и вся недолга. Но на пиратском корабле простой поркой или любым другим подобным наказанием не обойтись. Я признался в убийстве Мише, и одному Богу ведомо, как бы мне хотелось избежать такой необходимости, но Он перенес меня из моего времени в прошлое, и, если бы я снова оказался на «Розе» и Мише подошел ко мне для рукопожатия, я бы поступил точно так же. Мне просто пришлось бы.

Мы с Жарденом бросили монету, кому идти спать, а кому держать вахту, и я выиграл. Я велел разбудить меня в случае чего, ушел в капитанскую каюту и завалился на койку, где недавно спал испанский офицер. Постель была еще теплой. Вероятно, данное обстоятельство должно было бы меня беспокоить, да и мысль о Мише — тоже. Может статься, они меня беспокоили, но наверное я знаю одно: я заснул мертвым сном, едва коснувшись головой подушки.

Жарден разбудил меня перед самой моей вахтой. Он сказал:

— Я не хотел тревожить вас, капитан, но по правому борту приближается крупный корабль.

— Испанский?

Он пожал плечами:

— Как знать?

Я поднялся на ют и посмотрел на корабль. Он уступал размерами нашему галеону и шел без огней. Последнего обстоятельства было достаточно, чтобы испугать меня и любого другого, и я начал нервничать при мысли, что у меня нет никакого оружия, помимо кинжала. Потом штурвальный сказал:

— Он приближается к нам с момента, когда я заступил на вахту, капитан.

Эти слова решили дело. Я схватил Сикатриса и велел найти все оружие, отобранное у нас испанцами.

— Мне нужна моя сабля, — сказал я, — и все лишние пистоли, какие отыщешь. Остальные верни владельцам.

Затем я послал людей на мачту распустить парус. На другом корабле сделали то же самое, причем так быстро, что стало ясно: вахтенные там не кемарили на палубе.

И на том корабле стояла тишина. Если бы кто-нибудь там орал на матросов, я бы услышал крик — приглушенный расстоянием, но вполне отчетливый. Но там не раздавалось ни звука. И это меня тоже встревожило. Я почесал затылок и протер глаза, но тревога не отпустила. Когда я приказал вахтенным зарядить пушки, мне доложили, что они уже заряжены. Похоже, испанская команда позаботилась об этом, прежде чем отойти ко сну, — зарядила орудия, но не выкатила в порты.

Я поставил людей с тлеющими фитилями у всех пушек по правому борту и сказал вахтенным, чтобы они приготовились выкатить орудия в любую минуту. У нас было пять маленьких четырехфунтовиков, а один парень нашел фальконет на вертлюжной установке и вставил вертлюг в паз на поручне юта. К тому времени неизвестный корабль вдвое сократил расстояние, разделявшее нас, когда я вышел на палубу.

Море было спокойным, ветра едва хватало, чтобы наполнять наши паруса. Поэтому я сам запрыгнул на поручень юта рядом с фальконетом и во все горло прокричал по-английски:

— Эй, на «Уилде»! Капитан Берт на палубе?