Пират - Джин Вулф Страница 32

Воскресные вечера в Молодежном центре всегда тянутся медленно — возможно, потому, что ребята, не садившиеся за домашние задания все выходные, спешат наверстать упущенное. Вчера было воскресенье, и отец Фил предложил заменить меня. Таким образом я получил возможность порыться в библиотеке несколько часов. То, что я написал про Новию и Азуку в субботу, заставило меня задуматься о женщинах-пиратах, женщинах-моряках и так далее. Я подумал, может, мы были единственной в истории судовой командой, в состав которой входили женщины, и решил проверить.

Оказывается, таких женщин было довольно много. Самые известные из них — Мэри Рид и Анна Бонни, но были и другие. Капитан называл Мэри Энн Арнольд лучшим матросом на своем корабле. Грейс О’Малли и загадочная китаянка, известная под именем миссис Чжэн, обе являлись пиратскими капитанами. Некоторые пиратские команды имели особое правило — «НИКАКИХ ЖЕНЩИН!» — точно компания мальчишек, играющих в домике на дереве. Когда я прочитал это, мне захотелось воскликнуть: «Ох, да повзрослейте же наконец!»

У меня в команде было две женщины, как у Калико Джека Рэкхема. Я знал, каким образом Новия оказалась на борту, но меня, ясное дело, занимал вопрос насчет Азуки. Когда я спросил: «Лесаж продал тебя?» — она кивнула и расплакалась. Я подождал несколько дней, а потом снова попытался выяснить, что же произошло, и она опять расплакалась. То есть можно сказать, что я ничего толком не выяснил.

Но с другой стороны, все и так было ясно. Я хотел узнать, почему Лесаж продал Азуку, — потому ли, что она ему надоела, или потому, что нуждался в деньгах. Но скорее всего, место имели обе причины. Мужчина, который любит женщину, никогда не продаст ее, в каких бы стесненных обстоятельствах он ни оказался. А мужчина, которому надоедает женщина, являющаяся его собственностью, рано или поздно обнаружит, что нуждается в деньгах. Чаще — рано.

С тех пор как меня рукоположили в священники, я много общался с людьми, приходившими ко мне за советом. Навскидку я бы сказал, что из них процентов сорок составляли мужчины и мальчики, а шестьдесят — женщины и девочки. Даже если цифры не вполне точны, все равно и первых, и вторых было немало. Мужчина не вправе продать свою жену, а жена не вправе продать своего мужа. Но я разговаривал со многими мужьями и женами, которые охотно продали бы свою половину, когда бы могли. Девочки охотно покупали бы мальчиков, если бы могли. А мальчики охотно продавались бы — зачастую за канцелярскую скрепку и пластинку жевательной резинки. Они ничего такого не говорили, но я это понимал, стоило мне побеседовать с ними разок-другой.

Книжки про пиратов, найденные мной в библиотеке, оказались не так плохи, как я ожидал. В них многое представлено не так, как было на самом деле, но здесь нет ничьей вины, ибо авторы пишут о том, чего не знают. Я знаю, как все было у меня, потому и пишу свою историю. (Вам следует знать это, чтобы понять, почему я убил Мише.)

Фильмы, которые я видел по телевизору, не в пример хуже. В частности, я обратил внимание, что в них пиратские суда похожи на крупные военные корабли и ведут бой на тот же манер. Я не видел ни одного пиратского судна размером с испанский галеон, и мы ни разу не стреляли по испанским кораблям без необходимости. Когда начинается пушечная пальба, корабль сразу же получает серьезные повреждения и гибнет множество людей. Мы никогда не хотели разнести в щепы корабль, который пытались захватить: мы хотели отвести его в какой-нибудь порт и продать. А если бы наш собственный корабль пострадал от орудийного огня, было бы в десять раз хуже — особенно когда речь шла о «Магдалене», которая развивала бешеную скорость после очистки днища и имела оптимальные размеры.

Мы также не хотели смерти людей — ни своих, ни чужих. Всегда существовала вероятность, что на испанском корабле окажутся люди, которые нам пригодятся: плотник, врач или еще кто. Если они прячут свои деньги, у них всегда можно под страхом смерти выпытать местонахождение тайника — но только если они живы.

Возьмем «Розу», первый корабль, захваченный нами. Она была вооружена десятью легкими пушками, четырехфунтовиками. Мы шли под испанским флагом, и я просигналил приветствие по-испански. Когда наши корабли сблизились, мы выкатили наши орудия и подняли черный флаг. Я приказал «Розе» сдаваться, иначе мы ударим по ней бортовым залпом. Что мы незамедлительно сделали бы, если бы у нее открылись порты.

«Роза» сдалась, мы взяли судно на абордаж и перебрались на него. У меня было более пятидесяти человек, и каждый мужчина был вооружен мушкетом и абордажной саблей, как минимум. Большинство имели при себе большие разделочные ножи, какими мы пользовались на Испаньоле, а некоторые еще и пистоли. У меня самого было два пистоля и длинный испанский меч. Но все это оружие служило просто для устрашения — я знал, что нам не придется им воспользоваться. Разве могли они рассчитывать на победу, если бы вступили в бой с нами?