Бог Войны - Бернард Корнуэлл Страница 25

— Ты обозвал меня трусом, — сказал я и взмахнул Вздохом змея, наполовину отрубив ему правое запястье.

Его пальцы разжались, и я пинком отбросил его меч в мокрую траву.

— Нет! — крикнул он.

— Не хочу увидеть в Вальхалле твою гнусную морду, — ответил я и, обеими руками перехватив меч, вогнал его в грудь, рассекая кольчугу, кожу и кости.

Колфинн дернулся, и его стон перешел в хрип. Я высвободил Вздох змея и протянул его Рорику.

— Почисть его, — приказал я, нагнулся и снял шесть браслетов Колфинна, два золотых и четыре серебряных, один был инкрустирован гранатами. — Возьми его пояс с мечом.

Мы забрали у людей Гутфрита все ценное. Лошадей, деньги, кольчуги, шлемы, сапоги и оружие.

— Скажи Гутфриту, пусть заставит Беббанбург сдаться, — сказал я Хоберну. — Или хотя бы попытается.

Мы поехали обратно в лагерь. Гутфрит наверняка видел нас и дюжину лошадей без всадников, которую мы вели с собой, но остался в хижине.

А меня ждал Фраомар. Я спешился, и он поклонился, на веснушчатом лице отразилась тревога, когда он заметил захваченных лошадей и как воины Эгиля складывали в кучу трофейное оружие. Ничего не сказав по этому поводу, он снова поклонился.

— Лорд Утред, король желает тебя видеть.

— Он может подождать. Мне нужна сухая одежда.

— Он долго ждал, господин.

— Значит, ему не привыкать.

Я не переоделся. Дождь смыл кровь Колфинна с моей кольчуги, но пятно на плаще, превратившееся в черные разводы, не оставляло сомнений. Заставив Фраомара подождать, я поехал с ним в монастырь в Дакоре, который лежал в залитой дождем долине, окруженной заплатками полей и двумя ухоженными садами. В полях было еще больше шатров, хижин, флагштоков с промокшими знаменами и загонов с лошадьми. Бо́льшая часть войска саксов Этельстана расположилась вокруг бревенчатого монастыря, принявшего у себя короля.

У ворот монастыря мне пришлось отдать Вздох змея. Только королевская стража имела право носить оружие в присутствии короля, хотя прошлой ночью Хивел не поднял суеты из-за моего меча. Я взял с собой Финана и Эгиля, и они тоже положили Похитителя душ и Гадюку на стол, где уже лежали с десяток мечей. Мы добавили свои смертоносные саксы — короткие клинки, весьма полезные в толчее стены щитов. Мое Осиное жало выпило жизнь Вармунда в тот день, когда я подарил Этельстану корону, и со смерти Вармунда начало распадаться противостоявшее Этельстану войско.

— Нужно было назвать этот сакс Создатель королей, — сказал я слуге, но тот лишь недоуменно поглядел на меня.

Фраомар провел нас по длинному коридору.

— Здесь всего несколько монахов, — заметил он, когда мы проходили мимо дверей в пустые кельи. — Королю требовалось место для свиты, так что братию отослали на юг, в другой дом. Но аббат был счастлив!

— Счастлив?

— Мы перестроили трапезную, и король, конечно же, проявил немалую щедрость. Он отдал монастырю глаз Святой Люции.

— Чего отдал?

— Перед мученической смертью Святую Люцию ослепили, — объяснил Фраомар, — и его святейшество Папа послал королю Этельстану ее глаз. Это чудо! Он не высох, а Люция умерла семьсот лет назад! Уверен, король с радостью покажет его тебе.

— Жду не дождусь, — буркнул я и замолчал, когда два стражника в алых плащах Этельстана распахнули массивные двери.

Зал за ними, вероятно, и был той самой вновь отстроенной трапезной, потому что до сих пор пах свежим деревом. Длинный, с высоким потолком и огромными балками под соломенной крышей. Шесть высоких окон были закрыты от дождя ставнями, поэтому зал был залит светом нескольких десятков толстых свечей на длинных столах, за которыми сидело человек пятьдесят или шестьдесят. В дальнем конце зала возвышался помост со столом под громадным распятием.

Меня, к моему удивлению и радости, приветствовали громкими возгласами. Кое-кто даже встал. Это были люди, с которыми я стоял плечом к плечу в стенах щитов. Меревал, командовавший когда-то войсками Этельфлед, пожал мне руку, а Бритвульф, богатый молодой воин, бившийся со своими людьми рядом со мной у Крепелгейта, обнял меня и отступил назад, когда резкий стук с высокого стола призвал к тишине и порядку.

За столом под распятием сидели Этельстан и еще шестеро. Епископ Ода, расположившийся рядом с королем, заставил всех утихнуть, постучав по столу рукоятью ножа. Этельстан сидел в центре, и отблески пламени свечей играли на золотой короне, украшавшей его длинные темные волосы, в которых мерцала вплетенная золотая нить. Видимо, Ода потребовал тишины, потому что моим долгом было приветствовать короля до того, как я заговорю с остальными. Конечно, он был прав, и я почтительно поклонился.

— Мой король, — уважительно произнес я.

Этельстан поднялся. Это значило, что все остальные в зале тоже обязаны встать. Тишину разорвал громкий скрип и скрежет скамей. Я опять поклонился.

Молчание затягивалось. Этельстан смотрел на меня, а я на него. Он выглядел старше, и это естественно. Юноша, которого я помнил, превратился в красивого короля со слегка тронутыми сединой висками и бородой. Его вытянутое лицо осталось суровым.

— Мой король, — повторил я, нарушив тишину.

Этельстан улыбнулся.

— Друг мой, — тепло сказал он, — мой дорогой старый друг! Подойди же. — Он кивнул мне и махнул слугам, стоявшим в тени вдоль стены. — Скамьи для спутников лорда Утреда. — Он указал на один из столов внизу. — И принесите им вина и еды! — Он снова улыбнулся мне. — Проходи, лорд Утред, проходи! Присоединяйся к нам!

Я пошел дальше, но потом остановился.

Четверо из сидевших на помосте рядом с Этельстаном были молодыми воинами, на шеях и руках сверкало золото. Я узнал улыбавшегося Ингилмундра и хмурое лицо Элдреда, остальные двое были мне незнакомы. Кроме воинов там сидели и два священника, что неудивительно. Епископ Ода — на почетном месте справа от Этельстана, и, так же как король и Ингилмундр, приветливо улыбался мне.

Но священник по левую руку от Этельстана не улыбался, а наоборот, хмурился, он не был мне рад, он меня ненавидел.

Это был мой старший сын.

* * *

Узнав сына, я потрясенно остановился. Я удивился и испытал отвращение. Хотел даже развернуться и уйти. Но вместо этого посмотрел на Этельстана и заметил, как его улыбка сменяется на задорный вызов. Он хотел меня подначить, это входило в его планы, и я начал подозревать, что всем известная враждебность моего старшего сына к язычникам — часть этого плана.

Этельстан у меня в долгу. В тот день в Лундене, когда дорога у ворот Крепелгейт пропиталась кровью западных саксов, он признал, что в долгу у меня. Я отдал ему город, а с ним корону трех королевств: Мерсии, Восточной Англии и Уэссекса. Но в последующие годы он меня игнорировал. Сейчас это обрело смысл. У Этельстана были советники, воины вроде Ингилмундра и Элдреда, и священники вроде Оды, а теперь появился еще один — отец Освальд. А отец Освальд ненавидел меня, и я внезапно вспомнил, что сказал валлийский священник Анвин прошлой ночью. «Отец Освальд читал проповедь». Мой сын стал епископом и доверенным советником Этельстана.