Ассасин - Симона Вилар Страница 2

Турнир под Акрой был устроен по приказу короля Ричарда Львиное Сердце. Уже более месяца победителикрестоносцы оставались в Акре на побережье Леванта ^[3]в ожидании, пока султан Саладин выполнит обговоренные при сдаче города условия. За это время воинский пыл многих рыцарей Христа пошел на убыль, они расслабились, отдыхали, бездействовали. И вот, чтобы поднять дух армии, Ричард устроил на равнине перед стенами завоеванного города турнир.

Задерживали армию крестоносцев в Акре и находящиеся у них в плену сарацины из захваченного акрского гарнизона – более двух с половиной тысяч воинов, эмиров, опытных военных предводителей, за которых Саладин обязался заплатить выкуп в размере двухсот тысяч золотых динаров. По условиям сдачи Акры также было обговорено, что султан отпустит и христиан, томившихся в плену у сарацин. Кроме того, Саладин обязался вернуть крестоносцам их великую святую реликвию – Истинный Крест, на котором некогда был распят Спаситель. Крест был утерян крестоносцами после поражения армии Иерусалимского королевства при Хаттине ^[4], и это крайне удручало всех верующих. Пока же условия и обмен пленниками не были выполнены, между крестоносцами и сарацинами существовало перемирие, оказавшееся куда более продолжительным, чем рассчитывали поначалу. Сперва срок был назначен на начало августа, однако Саладин попросил некоторой отсрочки, ввиду того, что еще не сумел собрать оговоренную сумму выкупа. Но миновал и второй срок, а условия все еще не были выполнены, опять же по просьбе Саладина. И вот через пару дней выкуп должны были привезти, а король Ричард утверждал, что более ждать и оттягивать выступление армии он не намерен. Но если договор не будет выполнен?

Де Шамперу не хотелось думать, что произойдет в таком случае. Лучше уж, как и все, получать удовольствие от рыцарских состязаний.

– Вам так и не удалось выяснить, кто этот загадочный сарацинский поединщик, победивший Обри де Ринеля? – обратился он к магистру де Сабле.

Тот задумчиво смотрел на ристалище, но его только что гладившая длинную каштановую бороду рука замерла.

– Кто угодно. Когда герольды разнесли весть о предстоящем турнире, сюда явились и мусульмане. Вы ведь сами рассказывали, что за время осады Акры они не единожды приезжали поучаствовать в наших рыцарских состязаниях.

Де Шампер лишь кивнул. Продлившаяся более двух лет осада приморской Акры порой состояла не только из штурмов и атак, но были и мирные периоды, когда сарацины приезжали к крестоносцам, торговали, общались, похвалялись друг перед другом воинским умением. Вот и на этот раз некоторые из них явились на состязания, однако особенно среди них отличился этот не пожелавший назваться эмир.

Сейчас эмир-победитель объезжал арену, получая положенную ему долю рукоплесканий. Да и почему бы не похлопать врагу, если он прибыл с мирными намерениями и так порадовал зрителей своим мастерством?

– Не кажется ли вам, мессир Уильям, что этот таинственный эмир слишком крупный как для сарацина? – заметил де Сабле.

– Среди неверных имеется немало воинов отменной стати, – не согласился де Шампер, который куда дольше магистра прожил в Святой земле и лучше разбирался, как могут выглядеть местные жители. – Но я обратил внимание на другое: этот пожелавший остаться неузнанным сарацин слишком уж хорошо знает наши обычаи и турнирные правила.

Упомянутый сарацин как раз проехал мимо их трибуны, приподняв в знак приветствия копье; под ним был массивный буланый жеребец, хотя обычно неверные предпочитали более легких арабских скакунов. В остальном же эмир выглядел как и многие из воинов-мусульман: обмотанный чалмой полукруглый шлем с высоким острием на макушке, с которого ниспадал конский хвост; обшитый стальными пластинами кожаный панцирь; круглый щит с чеканкой восточной вязи; сапоги с загнутыми носами. Лицо его скрывал до самых глаз кольчужный клапан ^[5], так что черт было не рассмотреть, но Шамперу показалось, что глаза у него довольно светлые. Ох, и не доверял же он сарацинам с такими светлыми глазами! Они встречались у арабов так же редко, как у европейцев черные.

– Я отправлю кое-кого из братьев ордена разузнать, кем может быть сей сарацинский воин, – произнес маршал и уже стал подниматься, когда рядом прозвучал возглас:

– Не делайте этого, мессир!

Уильям и магистр де Сабле с удивлением повернулись к находившемуся в соседней ложе герцогу Гуго Бургундскому.

Крестоносцы между собой дали бургундцу прозвище Медведь – как из-за его внушительной комплекции, так и из-за чрезмерной волосатости: у герцога была не только густая бурая шевелюра, но и широкая жесткая борода, а также поросль в ушах и в носу. Он был импульсивным человеком, мог наорать, вспылить, но мог быть и ранимым, как девица, часто лил слезы. Все помнили, как Гуго Бургундский рыдал, сообщая Ричарду, что его король Филипп Французский отказался от дальнейшего участия в крестовом походе. Сам же Медведь предпочел остаться и бороться за Иерусалим, и именно ему надлежало командовать теми силами французов, которые, как и он, предпочли выполнить обет и воевать за Гроб Господень. Такая честь сделала герцога властным и заносчивым, он даже стал ссориться с Ричардом, чего ранее не позволял себе. Причем сетовал, что французов в армии Креста не чтут, как должно, и постоянно выдвигал все новые требования.

Сейчас бургундец смотрел из-под бурых косм на озадаченно повернувшихся к нему тамплиеров.

– Не стоит вам расспрашивать про этого сарацина! – с нажимом повторил он. – Ибо это…

Тут Медведь переглянулся с окружавшими его спутниками – хитрым епископом Бове, надменным Леопольдом Австрийским, палестинским бароном Балианом Ибелином. Ибелин что-то негромко шепнул герцогу, и тот решился сказать:

– Если орденские братья не выдадут нашу тайну, я назову имя того, кто под видом сарацина одержал сегодня столько побед.

Бесспорно, храмовники умели держать язык за зубами. И им сообщили, что победитель вовсе не местный последователь Мухаммада, а французский рыцарь, прославленный поединщик Робер де Бретейль. О, это многое объясняло – храброго француза де Бретейля король Ричард объявил своим личным врагом после нелепой ссоры, происшедшей еще во время остановки крестоносцев на Сицилии, где король Ричард и рыцарь де Бретейль устроили поединок на тростниковых палках. Все началось как обычная шутка, которая постепенно переросла в настоящую драку. Ричард был горяч, де Бретейль не любил уступать, и в итоге их едва растащили. Вот тогда разгневанный Ричард и объявил де Бретейля своим врагом, повелев, чтобы тот не показывался ему на глаза. И ни заступничество Филиппа Французского, ни просьбы иных вельмож не смогли переубедить упрямого английского Льва, который заявил, что если этот француз окажется в его власти, то его тут же схватят.