В огонь и в воду - Амедей Ашар Страница 14

— Подумай сам и после скажи мне, что придумаешь.

Гуго стал думать, а вечером за ужином сказал матери:

— Кажется, я нашел средство.

— Какое же?

— Дурачок, который живет у нас из милости, не в силах справиться со всеми делами по дому: надо и дров нарубить, и воды накачать, и за припасами сходить, и в саду поработать, и трех коров выгнать в поле, и фрукты уложить, и хворосту принести, да мало ли еще чего! Коклико примется за эту работу. Таким образом он будет зарабатывать себе хлеб и перестанет жить милостыней, которая, может статься, не привела бы его к добру. А я научу его читать.

— Прекрасно, дитя мое! — сказала графиня, обнимая сына. — С сегодняшнего вечера Коклико может жить у нас в доме.

Если ребенок перенес столько лишений, сколько их выпало на долю Коклико, и не умер, значит, у него железное здоровье и он силен, как жеребенок, выросший на лугу. Коклико работал в Тестере, как взрослый. Он также охотно пользовался уроками, которые Гуго давал ему с большим усердием. Но запоминать буквы и учиться читать по книге оказалось не очень-то легко.

— Ничего не понимаю! — говорил он со слезами. — Такой уж я болван!

Этими четырьмя словами он почти всегда начинал любую фразу:

— Я такой уж болван!..

А между тем он только казался добряком и дурачком: в сущности, он был хитер, как лисица, ловок, как обезьяна, и проворен, как белка. Он все понимал с полуслова и все примечал.

Как-то раз случилось, что Гуго, который ничего не боялся, вздумал перейти выступившую из берегов речку, чтобы достать из ямы карпов; вдруг он потерял дно под ногами и хотя умел плавать как рыба, но его унесло течением, он запутался в траве и едва не утонул совсем.

Коклико, увидев беду, бросил лодку, поплыл и вытащил из воды Гуго уже без чувств. Вблизи были мельники; они окружили Гуго, которого Коклико положил на берегу. Советы посыпались со всех сторон. Наиболее сообразительные хотели уже повесить его за ноги, головой вниз, чтобы из него вылилась вода, которой он наглотался. Коклико протестовал:

— Я такой уж болван, а вот что мне кажется… тут не в воде дело, что он проглотил… и вы сами не стали бы пить, если бы вас окунуть с головой в реку. Ему просто недостает воздуха. Надо, значит, чтобы он вздохнул, да чтобы согрелся, а то он совсем холодный.

И, не теряя ни минуты, Коклико унес Гуго, раздел его и положил у огня так, чтобы голова была повыше.

— А теперь дайте-ка мне поскорее водки!

Мельники его послушались, сами не зная почему. Намочив водкой шерстяную тряпку, Коклико принялся изо всех сил растирать Гуго. Мельники помогали ему. Коклико распахнул все окна, чтобы было побольше воздуха. Наконец грудь Гуго поднялась, и он открыл глаза. Коклико бросился ему на шею.

— Вот, — сказал он радостно, — я хоть и болван, а додумался до этого сам.

Гуго подрастал. Герцог де Мирпуа, приезжавший время от времени в Тестеру, позволил ему охотиться на кроликов в его лесах, и Гуго то ставил силки в кустах, то подстерегал кроликов с луком и стрелой. Эта охота была для него любимым развлечением; Коклико всегда был при нем.

Однажды вечером они стояли на опушке леса, и мимо них проехал верхом господин с большой свитой. Это был человек большого роста и важного вида, лет тридцати; все знали, что у него горячая голова и что он горд, как эрцгерцог. Звали его маркиз де Сент-Эллис; он-то и выкупил у жидов замок Монтестрюк, заложенный графом Гедеоном. Гуго в минуту их встречи опускал в сумку штук пять убитых им кроликов.

Маркиз остановился и крикнул, важно подбоченившись:

— И сколько тут кроликов украдено?

— Ни одного не украдено, а поймано много, — возразил Гуго.

— Это герцог де Мирпуа позволил тебе бродяжничать на своей земле? — продолжал маркиз.

— Он самый, и я не понимаю, зачем вы вмешиваетесь не в свое дело.

— Э! Да собачонка, кажется, лает! А после еще и кусаться станет! — бросил маркиз презрительно. — Ну, не стыдно ли пускать на свою землю такого негодяя, как ты?

— Стыдно тем, кто, сидя на лошади, оскорбляет пешего, да еще вдесятером против одного.

— Ах ты дерзкий! — вскрикнул маркиз и, обращаясь к одному из своих людей, сказал: — Пойди-ка надери уши этому мальчишке!

— Вот этого-то я и боялся! — прошептал Коклико и прибавил на ухо товарищу: — Нужно бежать!

Но Гуго уперся покрепче на ногах и поджидал посланного человека; он подпустил его к себе и в ту минуту, как тот поднял руку, чтобы схватить его, отскочил в сторону, подставил ему ногу и сильным ударом кулака в грудь сбросил его в ров.

— Что вы на это скажете, маркиз? — спросил он. — У мальчишки есть и зубы!

— А вот я ему их выбью! — проревел маркиз в бешенстве и, выхватив пистолет из кобуры, выстрелил; но Гуго успел отскочить вовремя.

— Не попали! — воскликнул он со смехом. — Вот я, когда стреляю, всегда попадаю.

И, прежде чем маркиз догадался, что он хочет делать, Гуго вскочил на бугор и положил стрелу на лук со словами:

— Берегите шапку, маркиз; я не убиваю, а только заставляю невеж мне кланяться.

Стрела просвистела и свалила на землю алую шапку с мехом, которая была на голове у маркиза. Тот испустил яростный крик и, пришпорив коня, хотел броситься на Гуго, но тот не зевал: одним прыжком он кинулся в густой лес, где не могли пройти лошади. Прежде чем маркиз взобрался на бугор, Гуго уже скрылся в лесу и догнал Коклико, который бежал раньше, захватив сумку с кроликами. Оба товарища исчезли, как волчата, не оставив за собой никаких следов.

Маркиз тщетно искал на опушке леса хотя бы малейшую тропинку; ветки били его по лицу, густая листва слепила глаза, острые шипы кололи со всех сторон.

— Мы еще увидимся! — крикнул он наконец.

— Надеюсь! — ответил ему голос издали.

Гуго и маркиз и в самом деле встретились.

В день своего рождения и именин Гуго с позволения матери собирал своих товарищей, бродил с ними по полям, а потом угощал их в какой-нибудь гостинице. В Иль-ан-Ноэ была в то время славная гостиница, куда приходил народ в дни ярмарки. Однажды Гуго выбрал эту самую гостиницу «Красная лисица», чтобы погулять в ней с друзьями, и заказал хороший обед, ударив с гордостью по карману, в котором звенели деньги, положенные Агриппой. Пока ставили кастрюли на огонь и накрывали стол, он побежал собирать виноград и спелые фрукты на шпалерах.

Между тем подъехал маркиз де Сент-Эллис с собаками и охотниками; с ним было двое или трое друзей, и все они сильно шумели. Красавец конюший, со смуглой кожей, с грустным и гордым лицом, закутанный в белый шерстяной плащ, соскочил с лошади и, взяв за узду лошадь маркиза, помог ему сойти.

Войдя в гостиницу с друзьями и с конюшим, маркиз крикнул, ударив рукояткой хлыста по столу: