Золото императора - Сергей Шведов Страница 13

— Приветствуем тебя, путник, — услышал он громкий голос, гулом отозвавшийся по всей пещере.

Руфин вздохнул с облегчением. Пещер он прошел всего три. Ему оказали честь, признав за ним права посвященного. Правда, огонь, вода и сталь — это самые трудные испытания, и не знай молодой патрикий заранее, что ему предстоит, он, пожалуй, мог бы и оплошать на трудном пути.

— Приветствую вас, живые воплощения богов, — торжественно произнес Руфин и вскинул руку к потолку.

Жрецов было трое. В первом из них патрикий без труда определил Одина, по единственному глазу, сверкающему из-под шапки волос. Второй глаз был отдан в обмен на магическую силу, которой верховный бог готов жаждал обладать. Бога Тора он узнал по молоту, отличительному знаку всех громовиков. А вот третьего бога Руфин опознать не смог. Точнее, он не знал его имени. Догадался лишь, что перед ним гермафродит, вобравший в себя как женское, так и мужское начала. Он определил это по одежде, мужской и женской одновременно, по лицу, бородатому лишь с одной стороны и совершенно гладкому с другой. Возможно, этот бог владычествовал над любовью и браком, но патрикий не рискнул бы утверждать это с полной определенностью.

— Готов ли ты поклясться в верности сыну моему, Бальдуру Доброму? — спросил жрец, изображавший Одина.

— Готов, — твердо сказал патрикий, втыкая свой меч в земляной пол пещеры. В свидетели он призвал римских богов Юпитера и Марса, но дротты от него, видимо, иного и не ждали.

По знаку Одина Тор поднялся с места и поднес Руфину чашу, искусно сделанную из человеческого черепа. Патрикий осушил ее, не задумываясь. Его слегка удивил вкус напитка, но он почти сразу сообразил, что сварен этот напиток, скорее всего, из меда.

— Прими этот перстень Бальдура Доброго, путник, — торжественно произнес Тор, — и помни, что отныне ты посвящен в тайны наших богов. Доблестному мужу — слава, отступнику — смерть.

Мистерия была окончена. Боги покинули пещеру, а Руфин остался стоять, с интересом разглядывая стены и потолок огромного помещения. У него не было сомнений, что он находится в храме готских богов, а удивляло его только то, что жрецы построили свое святилище на чужой земле. Появления Алатея патрикий ждал, а потому не испугался, когда тяжелая рука рекса легла ему на плечо.

— Идем, посвященный, — торжественно произнес Алатей. — Дротты ждут тебя.

Руфину ничего другого не оставалось, как подчиниться. Алатей провел его по узким переходам в помещение, довольно просторное, но все же уступающее размерами главному залу. Здесь патрикия поджидали трое старцев. Не исключено, что это были те самые люди, которые изображали богов в недавней мистерии, во всяком случае, они знали, с кем имеют дело.

— Мы шли к этой земле многие годы, римлянин, — торжественно начал один из дроттов, старший по возрасту, если судить по его белой бороде. — Именно здесь находится Великая Свитьод. Именно отсюда бог Один увел наших предков на север. Но он завещал нам вернуться, и мы вернулись, дабы владеть землей, которая нас породила.

— Я понимаю, — кивнул Руфин и, повинуясь жесту жреца, присел к столу.

— Та земля, где ныне живут русколаны, тоже принадлежала нашим пращурам, и мы не можем оставить ее чужим. Мы долго и упорно воевали с теми, кого считали своими врагами, пока бог Один не указал нам другой путь. Ведь русколаны — это те же ваны, с которыми Один сначала воевал, а потом породнился. Он взял богиню ванов, прекрасную Фрею, и возлег с нею на ложе. И их брак стал залогом процветания как готов, так и ванов. Ты понял, патрикий, о чем я веду речь?

— Не совсем, — смущенно откашлялся Руфин. — Я понял только, что рекс Герман Амал идет путем Одина, когда берет в жены дочь князя Русколании Коловрата. И что их брак станет залогом единства всех окрестных племен. Но в таком случае что же тебя смущает, почтенный старец?

— Отступник Вульфила считает, что браки заключаются на небесах, — продолжал все тем же бесцветным голосом дротт, — но мы полагаем, что дух и плоть неразделимы. И отказ от плотской связи — это оскорбление богов.

Руфин удивленно покосился на Алатея, ибо никак не мог взять в толк, чего же хотят от него дротты. А хотели они от него чего-то очень важного, иначе не смотрели бы на заезжего патрикия с таким напряжением, словно именно от него зависело благополучие Готии и окрестных земель.

— Ты гость, — продолжал старый дротт. — Твой род не уступает в знатности роду Амалов. Тебе нет нужды лгать. И наконец, ты прошел обряд посвящения и несешь ответственность не только перед людьми, но перед богами. Именно поэтому готские и русколанские вожди поверят твоему слову.

— Все это так, — растерянно развел руками Руфин. — Я только не пойму, что именно я должен сделать?

— Семя Германареха должно быть вброшено в лоно Синилады, иначе союз двух племен не может быть заключен. Вождь, не способный овладеть женщиной, не вправе претендовать на власть в любой земле, в том числе и в своей.

Руфина наконец осенило. Германарех был стар, и дроты решили использовать это обстоятельство, чтобы подорвать авторитет верховного вождя. Земля русколанов, за которую готы воевали многие десятилетия, сама плыла к ним в руки в образе Прекрасной Лады, и требовалось всего ничего — овладеть девушкой на брачном ложе. Но, похоже, Герман Амал уже не в силах был совершить этот подвиг, едва ли не самый важный в своей жизни. Аслабость вождя — это слабость племени. Как могут готы претендовать на первенство среди окрестных племен, если их верховный вождь не способен идти путем бога Одина. Надо полагать, дротты решились на этот шаг не от хорошей жизни. Епископ Вульфила оказался очень опасным соперником в борьбе за души вождей. Но падение Германареха стало бы падением как Вульфилы, так и христианской веры вообще. Скорее всего, дротты заранее заручились поддержкой русколанских волхвов, для которых устранение Германа Амала тоже выгодно. Еще бы! Русколаны добровольно готовы были встать под руку верховного вождя готов, и не их вина, что эта рука оказалась бессильной. Возможно, Германарех чувствовал опасность, но, видимо, дело было обставлено так, что он просто не мог отказаться от этого брака, не уронив себя в глазах вождей и простых готов.

— Вы хотите, чтобы я стал третейским судьей? — спросил Руфин.

— Готы далеко не во всем доверяют русколанам, а русколаны — готам. А твое слово — это слово гостя, которому нет нужды лгать.

— А если Германарех не захочет подпустить меня к брачному ложу? — нахмурился Руфин. — Или того проще — просто убьет еще до начала обряда?

— Ты не единственный гость на земле готов и аланов, патрикий, — возразил дротт. — И твое имя будет названо мною и кудесником Велегастом в тот самый момент, когда новобрачных поведут в опочивальню. Германареху просто не хватит времени, чтобы убить тебя или подкупить.

— Я не продаюсь, — холодно заметил Руфин.

— Я знаю, — кивнул дротт, — иначе не обратился бы к тебе с этим предложением. Но в твоей неподкупности должны быть уверены наши и русколанские вожди.