Скиталец - Бернард Корнуэлл Страница 13

Это высказывание истощило его настолько, что он закрыл глаза. Монах и прежде-то не был особо крупным мужчиной, а сейчас казалось, что под одеялом скорчилось тело десятилетнего ребенка, а его седые волосы были редкими и тонкими, словно у младенца.

— Пусть он вернет Папу в Рим, — промолвил Коллимур снова слабым голосом, — ибо все наши трудности усугубились с тех пор, как святой престол оказался в Авиньоне.

— Самое заветное желание кардинала Бессьера заключается в том, чтобы вернуть папский престол в Рим, — без зазрения совести солгал доминиканец. — И ты, брат, можешь ему в этом помочь.

Судя по всему, брат Коллимур не слышал этих слов. Он снова открыл глаза, но лишь устремил взгляд вверх на беленые камни сводчатого потолка. Помещение было низким, холодным и полностью белым. Порой, когда летнее солнце стояло высоко, он видел блики воды на белых камнях. На небесах, подумал старый монах, он сможет вечно любоваться хрустальными реками и греться в лучах солнца.

— Мне как-то раз довелось побывать в Риме, — мечтательно промолвил он. — Помню, там был храм в катакомбах. Пришлось спуститься вниз на несколько ступенек. Там пел хор. Так красиво.

— Кардиналу нужна твоя помощь, — сказал де Тайллебур.

— Там была одна святая. — Коллимур сдвинул брови, напрягая память. — Ее кости были желтыми.

— Поэтому кардинал послал меня встретиться с тобой, — мягко продолжил де Тайллебур.

Его стройный темноглазый слуга наблюдал за происходящим от двери.

— Кардинал Бессьер, — произнес шепотом брат Коллимур.

— Он шлет тебе благословение во Христе, брат.

— Если Бессьер чего-то хочет, — произнес монах все еще шепотом, — он добивается своего бичом и дыбой.

Де Тайллебур улыбнулся. Все-таки Коллимур знал, кто такой кардинал, а раз так, то, возможно, одного лишь страха перед Бессьером будет достаточно, чтобы выудить из старика правду. Монах снова закрыл глаза. Губы его беззвучно шевелились, наводя на мысль о том, что он молится. Де Тайллебур молитве не мешал: он просто смотрел в окно, туда, где на дальнем холме выстраивали свои боевые порядки шотландцы.

Наступающие становились так, что их левый фланг был ближе к городу, и де Тайллебур мог видеть воинов, толкавшихся, чтобы занять почетные места, поближе к своим лордам. Видимо, шотландцы предпочли пеший строй, чтобы не дать английским лучникам возможности вывести из боя их ратников, попросту перестреляв лошадей. Правда, самих англичан пока видно не было, но, судя по доходившим до Тайллебура слухам, их силы не могли быть слишком уж велики. Большая часть армии английского короля находилась во Франции, под стенами Кале, здесь же противостоять вторжению мог разве что какой-нибудь местный лорд, выступивший в поход со своей дружиной. Если даже их оказалось достаточно, чтобы заставить шотландцев выстроиться в боевые порядки, это еще не значило, что англичане смогут задержать короля Давида и его войско надолго. Следовательно, если он, де Тайллебур, хочет выведать у старика, что ему нужно, и унести ноги из Дарема до вступления в город шотландцев, ему не следует особо рассиживаться в келье умирающего монаха.

— Кардинал Бессьер печется лишь о славе церкви и Бога, — промолвил он, глядя вниз, на больного старца. — И он хочет узнать об отце Ральфе Вексие.

— Боже правый! — произнес Коллимур.

Пальцы его пробежались по костяной фигурке на маленьком распятии; он открыл глаза и, повернув голову, уставился на гостя. Выражение лица монаха наводило на мысль, что он только сейчас по-настоящему разглядел де Тайллебура и мысленно содрогнулся, признав в своем визитере человека, стремящегося к страданию, полагая, что оно достойно награды. Человека, как думал Коллимур, столь же непримиримого и непреклонного, как и его господин в Париже.

— Вексий! — пробормотал Коллимур. И, словно с трудом вспомнив забытое имя, он тяжело вздохнул и устало добавил: — Это долгая история.

— Тогда я расскажу тебе то, что известно мне, — сказал де Тайллебур. Изможденный доминиканец мерил шагами келью, поворачивая туда-сюда на тесном пятачке под куполом сводчатого потолка. — Ты слышал, что этим летом в Пикардии произошла битва? — спросил он довольно настойчиво. — Эдуард Английский сражался со своим французским кузеном, на стороне которого воевал человек с юга. У него на знамени красовался йейл, держащий в лапах чашу.

Коллимур прищурился, но промолчал. Он не сводил пристального взгляда с гостя, который, в свою очередь, перестал расхаживать и внимательно посмотрел на монаха.

— Йейл, держащий чашу, — повторил он, выделив голосом первое слово.

— Я знаю этого зверя, — печально сказал Коллимур. — Йейл, геральдическое животное, неизвестное в природе. С львиными когтями, козлиными рогами и чешуйчатой, как у дракона, шкурой.

— Этот человек пришел с юга, — продолжал де Тайллебур, — и решил, что, сражаясь за Францию, он смоет с репутации своего рода древние пятна ереси и измены.

Брат Коллимур был слишком слаб, чтобы заметить, как напрягся при этих словах слуга у дверей, или обратить внимание на то, что доминиканец специально заговорил громче.

— Так вот, этот человек явился с юга. Он прискакал, обуреваемый гордыней, полагая, что его душа выше укоров, но нет человека, который был бы за пределами досягаемости десницы Всевышнего. Безумец воображал, будто стяжает победу и заслужит любовь короля, но вместо этого разделил с Францией горечь поражения. Порой, брат, Господь испытывает нас унижением, дабы мы через смирение возвысились к величию и славе.

Хотя де Тайллебур обращался к старому монаху, но слова его предназначались для ушей собственного слуги.

— И после этой битвы, брат, когда Франция оплакивала случившееся, я нашел этого человека, и он рассказал мне о тебе.

Брат Коллимур выглядел удивленным, но промолчал.

— Он рассказал о тебе, — повторил священник. — Мне. А я — инквизитор.

Пальцы брата Коллимура затрепетали в попытке сотворить крестное знамение.

— Инквизиция, — пролепетал старый монах, — не имеет власти в Англии.

— Инквизиция имеет власть на небесах и в аду, так неужели ты думаешь, что какая-то захудалая Англия может устоять против нас? — Ярость в голосе де Тайллебура эхом отдалась в больничной келье. — Мы искореняем ересь повсюду, брат, даже на краю света!

Инквизиция, как и орден братьев-доминиканцев, имела своей целью искоренение ереси, и для достижения этой цели применяли огонь и пытки. Кровь при этом проливать запрещалось, ибо святая церковь порицала кровопролитие, однако причинение боли допускалось, а инквизиторы прекрасно знали, что огонь прижигает раны, препятствуя кровотечению, что дыба причиняет страдания, не разрывая плоти, равно как и наваливаемый на грудь грешника тяжкий груз. В мрачных застенках, где воняло гарью, страхом, мочой и дымом, во тьме, озаряемой всполохами пламени и воплями еретиков, инквизиция преследовала врагов Божьих и, применяя бескровные пытки, приводила их души в благословенное единение с Христом.