Боевое братство - Карен Трэвисс Страница 85

"Ты этого не поймешь, Маргарет. Я даже не уверен, что смог бы тебе объяснить".

Хоффман вернулся в кабинет, упаковал свою Звезду Эмбри в футляр и сел писать еще одно письмо вдове Бая Така. Банковский чек, вложенный в пакет вместе с медалью, должен был помочь овдовевшей фермерше из Песанга свести концы с концами.

ОТЕЛЬ «РЕДУТ», ВОСТОЧНАЯ БАРРИКАДА, ВЕЧЕРОМ ТОГО ЖЕ ДНЯ

Это был невыносимо печальный ужин.

Родителям Дома пришлось уйти еще до того, как подали десерт: им надо было отпустить няню, сидевшую с детьми. Похоже, они ничуть об этом не жалели. Подобные заведения даже в лучшие времена не были привычны Эдуардо и Еве Сантьяго, а теперь они едва ли не каждую ночь оплакивали Карлоса.

Дом тоже чувствовал себя неуютно. Серебряные приборы и накрахмаленная белая скатерть вызывали у него страх что-нибудь пролить, но больше всего досаждали почтительные официанты. Он не мог поверить, что кому-то приятно обслуживать людей, которые даже не смотрят им в глаза. Дом и Маркус пришли в парадной форме с ленточками Звезды Эмбри, чтобы всем было ясно, чему посвящен торжественный ужин. И Маркус, похоже, чувствовал себя ничуть не лучше Дома.

Зато для профессора Феникса обстановка была явно привычной — вот только он не умел поддерживать разговор. Ужин прошел почти в полном молчании. Другого и быть не могло; общее горе словно присутствовало здесь же, за столом, и прерывало едва начинавшуюся беседу звенящей тишиной.

За соседними столиками негромко позвякивали бокалы, но общий шум терялся в тяжелых драпировках ресторана.

— Вы не собираетесь передать медаль Карлоса в полковой музей? — спросил профессор Феникс.

Дом и понятия не имел, что есть такой музей. Эти заведения больше подходили к полному книг и антикварных вещей миру, в котором вырос Маркус.

— Нет, сэр. Я отдам ее маме и папе. — Дом надеялся, что профессору не придет в голову спросить, что он сделает со своей медалью. Дом хотел со временем передать ее Бенедикто. — Награда теперь по праву принадлежит им.

— А вы, Аня?

Аня Штрауд сидела между Маркусом и его отцом и при всем желании не могла уклониться от ответа. В присутствии матери девушка всегда казалась сплошным клубком нервов, и Дом опасался, что теперь она совсем потеряет голову. Но, насколько он мог судить, она оставалась спокойной. И даже начала проявлять характер.

— Нет, сэр, — твердо ответила Аня. — Это все, что у меня осталось от мамы, и я не хочу, чтобы на медаль пялились посторонние люди. Мне хватило церемонии награждения.

Да, это была уже другая Аня. Маркус, похоже, тоже удивился. Он незаметно окинул ее долгим настороженным взглядом, и Дому показалось, что эти двое могли бы быть такими же, как все, — ходить на свидания и все такое…

— Я понимаю, — произнес профессор. — Извините за мою бестактность.

Очень вежливо и церемонно. Эдуардо Сантьяго в такой ситуации обнял бы ее и по-отцовски успокоил, но этого девушка была лишена. Майор Штрауд одна растила дочь. Ничего удивительного, что Аня тянулась к Маркусу: оба они с самого рождения были несчастными и одинокими детьми.

"Проклятие, старик Феникс не может даже поговорить с Маркусом о его матери. Как можно от него ожидать внимания и заботы по отношению к Ане?!"

Дом в который раз позволил себе задуматься о Карлосе. Он старался не утонуть в бесконечных воспоминаниях о последних двух днях, проведенных вместе. Последние сказанные ими слова, последний разговор или переданное сообщение — Дом до сих пор не мог вспомнить эти подробности…

Тяжелая утрата оказывала двойное воздействие. Боль ни на мгновение не покидала его, не оставляла даже во сне, а по утрам поворачивала нож в ране и шептала на ухо, что всегда предупреждала тебя, но ты не слушал: ты будешь тосковать, когда любимый человек уйдет, ты будешь готов отдать все на свете, лишь бы иметь возможность сказать о своих чувствах. Помни это, относись к каждому дню так, словно он последний…

Все так. Никто не мог сказать, что не знал о надвигающейся угрозе. Но каждый думал, что с ним этого не случится, а если и случится, все будет по-другому.

Но так не бывает.

Мария сжала под столом руку Дома. Больше всего он сейчас хотел вернуться домой, закрыть дверь и…

Дом. Он понял, что домом считает только дом своих родителей. Да, именно там он хотел сейчас оказаться вместе с Марией и детьми — хотя бы несколько ночей провести среди родных, которых он всегда любил. И следом тотчас возникло чувство вины. Маркус тоже нуждался в нем, хотя никогда и не признавал этого.

— Кто-нибудь хочет еще кофе? — наконец спросил профессор Феникс. — Мария? Аня?

На столе в беспорядке оставались недопитые бокалы: вода, разные вина, даже бренди… Гости почти не пили весь вечер. Аня осилила два бокала вина, Маркус — три. Для них это было довольно много.

— Я думаю, мне пора уходить, — сказала Аня. — Благодарю вас, профессор Феникс. Было очень приятно посидеть в дружеской компании.

"Нам тоже надо уходить. Я больше не вынесу".

Дом был бы рад, если бы Маркус и Аня сблизились друг с другом, потому что боль легче переносить, когда рядом есть любящий человек. До операции на мысе Асфо она определенно интересовалась Маркусом, и он очень пристально разглядывал ее ножки, когда Аня на него не смотрела. И теперь казалось, что оба они чувствуют облегчение, оттого что никому не надо объяснять, как им больно. Возможно, слишком ранимые дети, выросшие в тени своих выдающихся родителей, обречены тяжело переживать любые проявления чувств, которые все остальные люди воспринимают как должное.

Аня поднялась, чтобы надеть куртку.

— Ты доберешься сама? — спросил Дом, притронувшись к ее локтю. Аня никогда не проявляла большой ловкости на высоких каблуках и теперь, после двух бокалов, чувствовала себя неуверенно. — Маркус, я думаю, надо вызвать такси и отправить Аню в офицерское общежитие.

— Спасибо, я и сама справлюсь, — возразила Аня. — Мне надо зайти в мамину квартиру. — Она повернулась к Марии: — Твой Доминик — один на миллион. Правда.

Эти слова Ани прозвучали очень странно. "Твой Доминик". Как будто она хотела сказать, что они просто друзья и у нее нет насчет него никаких намерений… Неужели кто-то видел в ней хищницу?

В этот момент вмешался Маркус:

— Дом, я прослежу, чтобы с ней все было в порядке. — Совершенно неожиданно для всех он несколько старомодным жестом предложил Ане руку, как будто его всегда учили так обращаться с женщинами. — Все будет хорошо.

Дом все же вызвал такси и сунул водителю несколько кредиток.

— Отвезите этих двоих, — наказал он, кивая в сторону Маркуса и Ани, — куда они захотят.

Дом и Мария вернулись к родителям, и он провел всю ночь, забравшись с ногами на диван, рядом с Марией, Бенедикто и Сильвией. Он не мог сомкнуть глаз или хоть на минуту расстаться с кем-то из них. Он не знал, как теперь вернется в полк, потому что боялся даже короткого расставания, боялся оглянуться и не увидеть их рядом.