Ронан Бойл и Мост загадок - Томас Леннон Страница 8

Детектив Хенеган ворвался в наш дом в тот момент, когда мы все с завязанными глазами лежали на полу, что делало его появление большим сюрпризом. Сняв повязки, мы увидели, что на самом деле в кухне стояли двое офицеров: детектив Хенеган и еще один человек, похожий на суриката. Как долго они здесь были, наша семья понятия не имела.

– Мы здесь уже почти шесть минут, – тут же ответил на этот вопрос Хенеган. – Не похоже на шайку опасных преступников. Нас послали вдвоем, сказав, что вы музейные тихони, которые и не подумают оказывать сопротивления.

– А в чем, собственно, дело? – удивленно спросил папа, все еще лежа на полу.

– Думаю, вы и сами отлично знаете, Бойл. Где болотный человек? Древний мумифицированный старикашка?

В состоянии абсолютного шока мама с папой повели офицеров по узкой лестнице наверх, в их лабораторию на чердаке, где, открыв большой, похожий на гроб ящик, не увидели… ничего. Лишь немного противной на вид жижи на дне.

– Нас обокрали! – закричала мама.

– Но… как? – недоумевал папа. – Кто знал об этом, кроме…

– Лорд Десмонд Дули! – догадалась мама.

Детектив забрал в качестве вещественных доказательств десяток металлоискателей, а еще сумку с деньгами, очевидно, подброшенную. Хенеган также сообщил, что о болотном человеке им «нашептал» осведомленный и надежный источник. Разумеется, это был сам Дули. Позднее, в ту же ночь, Дули опознал их среди других подозреваемых. Это было безумие. Правосудие явно работало в интересах богатых и влиятельных, что, увы, случается слишком часто.

Ожидающих суда маму и папу забрали в Маунтджой. В этот момент я не мог не спросить себя: «Если родители на самом деле совершили это страшное преступление, почему они оставались дома, играя в “Ты здесь, Мориарти?” и катаясь по кухонному полу как клоуны?». Все как-то не складывалось. Разве что мои родители и вправду были клоунами, но в это верить не хотелось.

В ночь ареста меня передали под опеку Управления по делам семьи и детей, и раз других предложений не поступило, я отправился в добрые руки Долорес Маллен, бывшего интерна моих родителей. Долорес жила в маленькой квартирке на западе в Голуэе (и когда бывала дома, танцевала как безумная под “Roxy Music” на кухне и смешивала очередную маргариту). Долорес – само очарование. У нее идеально круглое лицо, розовые волосы, и она одна из тех немногих, кто может вынуть кольцо из носа. Она носит винтажные платья и татуировку на руке с цифрой 42, как-то связанную с ее любимой книгой. Вообще Долорес обожает читать. Сколько лет ей было, я не знал, потому как догадывался, что невежливо спрашивать об этом у девушки, но выглядела она молодо – лет на двадцать шесть. Из-за скандала ее не допускали к работе в музее, но она была только рада и сейчас зарабатывала гораздо больше, играя на скрипке на Шоп-стрит.

Через несколько дней после обвинения, как раз на Рождество, я наконец-то смог встретиться с родителями. Мы сидели в тюремной комнате для свиданий, где свет был такой, словно все страдали от морской болезни.

Папа вручил мне небольшой подарок, упакованный в туалетную бумагу – единственную оберточную бумагу, доступную заключенным. Охранник кивнул – видимо, о передаче они договорились заранее.

– Счастливого Рождества, Ронан, – сказал отец.

– Тут немного, но мы сделали это сами в мастерской, – добавила мама.

Развернув подарок, я чуть не вскрикнул. Они слепили для меня две маленькие глиняные подставки для книг в виде бюстов с их головами: один с папиной, другой с маминой.

– Можешь поверить, что мы сделали их сами? – сказал отец, крепко меня обнимая. – Они будут присматривать за тобой, пока нас нет рядом.

– Говори, что хочешь, но несправедливое заключение определенно сделало из нас настоящих скульпторов! – усмехнулась мама.

Я и не сомневался, что родители слепили все сами. Головы должны были выглядеть очень мило, но на деле от них мне стало не по себе. Тем более что скульпторы из мамы с папой были, честно сказать, неважные. Да, головы отдаленно напоминали оригиналы, но каждая кривилась в сумасшедшей усмешке, словно Джокер, а маленькие глаза смотрели в разные стороны, как у хамелеона, охотящегося за двумя разными мухами.

– Вау, потрясающе! – только и смог пробормотать я. Родители просто сияли от гордости. – Я никогда не видел ничего подобного. Просто невероятно!

– Они всегда будут охранять тебя, – сказала мама, но вместо заботы это прозвучало как угроза. Она поцеловала меня в лоб, и я сунул жутковатые подставки в карман.

– Береги себя, сынок, – произнес папа, – и постарайся не связываться с Дули.

Я кивнул – не стоило вслух соглашаться с последней частью фразы.

– Да, буду осторожен и обещаю, что к следующему Рождеству заберу вас отсюда.

Обратно в Голуэй я уехал на автобусе, с громыхающими в кармане бюстами моих родителей. По пути поклялся себе, что вытащу маму с отцом из тюрьмы и восстановлю их репутацию. И, если получится, позабочусь о том, чтобы Лорд Десмонд Дули оказался за решеткой, даже если мне придется самому найти этого несчастного болотного человека.

Я понятия не имел, откуда начать сей эпичный поиск, поэтому сделал первый, самый логичный в данной ситуации шаг и подал заявление в интернатуру, находящуюся в ближайшем полицейском отделении в Голуэе. Оказалось, что это можно сделать онлайн всего за несколько минут.

Капитан Фирнли прочел заявку. Он знал о произошедшем с моими родителями и очень жалел меня, приняв в итоге на службу, при том что я был моложе требуемого для интернов возраста. Мне так и не удалось узнать смысл слов, которые Фирнли произнес в первый день, когда я сидел у него в кабинете и меня тошнило после сэндвича с тунцом. Даже если это было «Идрис Эльба, Идрис Эльба», тоже неплохо. Суть я уловил – капитан присмотрит за мной.

Естественно, я не сказал Фирнли, что поступил в полицию, выполняя часть плана по реабилитации моих родителей и розыска древней четырехтысячелетней мумии. Да и мест в форме для заявления не нашлось, поэтому держал сей факт при себе.

Два года спустя мы с Долорес сидим в нашей общей квартире, солнце начинает садиться за горизонт, хотя нет еще четырех – именно поэтому Голуэй зимой наводит такую тоску. Но Долорес засучила рукава, зажгла плиту и сделала пиццу, увенчав ее вонтонами^[17], оставшимися с недавнего заказа из тайского ресторанчика. Все потому, что Долорес гений. Она не просто божественно играет на скрипке. Она из тех женщин, которые не побоятся положить на пиццу несколько завалявшихся в холодильнике вонтонов.