Война ангелов. Великая пустота - Ник Перумов Страница 7

Рану он себе нанёс глубокую, капли катились, пятная траву, набралась уже полная ладонь. И ловец, не мешкая, снова размахнулся, целясь уже в тёмный кристалл. Огнистые брызги разлетелись веером, часть снова испятнала Древнюю, но и на кристалл угодило достаточно, чтобы ловушка наконец захлопнулась.

Древняя после ещё одной порции крови снова вскрикнула, но уже не со страстью; её внезапно сменила боль. Кристаллы вспыхивали один за другим тёмным, багровым светом – а меж ними сам собой соткался серебристый купол-сеть с семью точками-фокусами. Древняя богиня почти попала в один из них – но именно что почти.

Избавившись от наваждения, Эварха вскочил; щедро орошая куртку кровью из рассечённой ладони, рванул завязки на поясном кармане. Плох тот ловец, что довольствуется лишь одним капканом!

Сеть, вспыхнув яростным белым светом, коконом стянулась вокруг Древней; однако и богиня не растерялась – забилась, словно попавшая в паутину пчела, затряслась, дёргая обжигающие нити, вначале неистово, а потом, чуть успокоившись, слабее, выискивая наиболее поддающиеся места. Стоны сменились хриплым воем, в котором уже не слышалось ничего человеческого; каменный храм, упирающийся в небо исполинским пальцем, заходил ходуном, цветущие лотосы тонули, звёзды меркли, пахло уже не пряностями, а болотной гнилью.

Серебряная сеть не просто спеленала Древнюю, она лишала её мощи, отрезая от всеобщего тока магии, рассеивала эманации, не давала собрать и направить силу.

Хорошая ловушка. Почти идеальная. Ещё бы не требовала столь точной настройки – семь фокусных точек, и добыче надлежало оказаться строго в одной из них, без отклонений; а Древняя всё ж таки сместилась…

И потому ловушка поддавалась – медленно, но верно. Кристаллы дрожали в своих травяных гнёздах, испуская тонкий тревожный свист – амулеты работали в полную мощь, но всё равно не справлялись.

Древняя сменила тактику – вместо того, чтобы бесцельно рваться из сети, теряя силы, растягивала и дёргала одну из спутавших её нитей – ту, что казалась слабее других. Вой перешёл в злобный визг; под плотным покровом неровно светящейся серебряной паутины уже не было прекрасной девы в ало-золотом наряде – там клубился и кипел сгусток тьмы, которую так и тянуло назвать первородной; тьмы, подёрнутой седой пеленой, тьмы, впитавшей в себя отражения древних звёзд.

Эварха, перепачкав кровью пояс и полу куртки, выхватил из потайного кармашка то, что берёг на подобный случай: небольшую ониксовую печать с вырезанными на ней знаками Запрещения, Отвержения и Разрушения. Всеупотребительный замок, закрывающий любые двери, затворяющий любые входы; ненадолго, конечно – чтобы надолго, знаков, да и силы требовалось куда больше, – но закрывающий всё, что угодно. Но только один раз.

Хватит, чтобы окончательно закуклить древнюю тварь в ловушке. Правда, бежать через Межреальность придётся очень и очень быстро, ну да бежать с добычей с охоты – совсем не то, что на охоте от добычи.

Ловец сжал кровоточащую левую ладонь, чтобы на печать ненароком не капнула кровь, щелчком раскрыл костяной футляр. Чёрный камень холодил кожу – заключённая в нём магия запрета и разрушения вытягивала силу из всего, чего только касалась. Сейчас, сейчас, только подобраться б поближе!

На подкашивающихся ногах он шагнул к обездвиженной богине, по-прежнему упорно терзавшей единственную нить – опасно истончившуюся, дрожащую. Всего-то и дел – провести печатью от макушки до пят, с той стороны, где сеть сомкнулась недостаточно плотно, – и можно паковать добычу в дорожные тюки; сейчас, ещё немного, ещё чуть-чуть…

И в этот момент серебряная нить не вынесла напряжения, лопнув с пронзающим душу звоном.

Эварха успел отпрыгнуть; тьма всклубилась из прорехи в ловушке – та самая, первородная, что тысячелетиями ведала в этом мире жизнью и смертью. Язык её лизнул болотную кочку, где только что стоял ловец – трава мгновенно съёжилась и почернела. Богиня деловито освобождалась из ловушки, сеть затрещала, заискрила, кристаллы вспыхнули багровым огнём. А из тьмы в глаза Эвархе глянула уже не прекрасная дева – жуткая тварь, эбеново-чёрная женщина с горящими алым глазами и зубами ослепительно-белыми, словно снежные вершины гор; с ожерельем из черепов на обвисшей груди, с браслетами из бедренных и тазовых костей. Три пары рук растягивали сеть, зубы рвали нити, осыпая чернокожую богиню ворохами багровых искр.

Древние богини плодородия двулики. Подрезает ли серп колосья, волокут ли скот на заклание – всегда одно тянет за собою другое; а в голодный год племя решает, кому жить, кому оставаться при скудном запасе пищи, а кому – уходить на волю всемогущей судьбы и, скорее всего, тоже на смерть. Та, кто дарует жизнь, дарует и смерть – и этот-то её лик оказался поистине ужасен.

Кристаллы меж тем мигали и свистели, богиня торжествующе выла, и Эварха даже подумать не успел, что вот он, конец всему.

Богиня зацепила его за куртку кроваво-красным ногтем, потащила к себе. Эварха из последних сил извернулся и влепил ей в лоб ониксовой печатью, выкрикнув затворяющую формулу. Печать прилипла ко лбу богини, мгновенно раскалилась и взорвалась мириадом осколков – ловец едва успел отвернуться; Знаки Отвержения и Разрушения вспыхнули золотыми жуками, рассыпая ледяные искры; Древняя завизжала, окончательно оглушив ловца, болото задрожало, но было поздно. Заветная печать оказалась сильнее – золотые Знаки расползлись, стянули разорванную было паутину, закрыли прорехи, затянули узлы, расплылись тонкой мерцающей пеленой. Ненадолго, но ему, Эвархе, хватит.

Храм содрогнулся раз, другой – и обрушился в болото, рассыпаясь грудой старых камней, изъеденных влагой и корнями. Густая трава на глазах пожухла, зажелтела, пружинящий ковёр начал разъезжаться под ногами – Эварха едва успел оттащить в сторону спелёнутую богиню, как на том месте, где он только что стоял, образовалось озерцо.

Верно, связь богини жизни и смерти с окружавшим святилище болотом была куда сильней, чем казалось.

Древняя в коконе затихла, связанная серебряной паутиной с прилепившимися сверху кристаллами, но это до поры до времени, покуда не ослабеет печать. А ловец ощутил вдруг накатившую слабость. Ноги дрожали, из рук всё валилось, перед глазами плавали зеленоватые круги; подступала странная дурнота.

Он остановился переждать головокружение; грудь саднило, Эварха опустил взгляд – драконейтова куртка прожжена наискось, рубаха пропиталась кровью. В прорехе что-то нехорошо пузырилось – работала чужая магия.

Древняя всё-таки зацепила его, а он даже не почувствовал.

Скверно. Очень скверно.

– Тварь, – прошипел ловец сквозь стиснутые зубы. – Вот сдам тебя святым отцам, там ужо тебе пропишут!..

Говорить было тяжело, дышать тоже. В груди наконец прорезалась боль – тупое, нарастающее жжение.

Если не хочешь украсить собственными костями эту топь, сказал себе Эварха голосом наставника Мелге, – иди. Иди, дармоед, и добычу не забудь – иначе какой же ты после этого ловец?