Руна смерти - Олег Курылев Страница 5

О положении на фронтах в это время Антон тоже ничего конкретного вспомнить не мог. На Востоке бои шли, наверное, в Польше, Болгарии и Румынии. На Западе союзники теснили немцев к границам Франции и Италии, но где именно был фронт, он не знал. Даже точную дату начала Арденнской наступательной операции, задуманной Гитлером, он тоже не помнил. Где-то в середине декабря. Да и как этим воспользуешься?

— Что же было в октябре в самой Германии?.. Стоп!

Антон подскочил как ошпаренный и начал лихорадочно расхаживать по камере. Стоп! Стоп! Стоп! Роммель! Вот то, что может его спасти. Антон лихорадочно вспоминал всё связанное с последними днями этого человека. Перед его глазами всплыли несколько страниц из одной книги с цветными фотографиями похорон фельдмаршала. В голове завертелись имена и факты. Герберт! Нет, Манфред — сын Роммеля. Но это сейчас ничего не дает. Об этом надо будет подумать позже. Главное — дата смерти. И Антон знал ее! 14 октября 1944 года. Он не был уверен на все сто процентов, но помнил именно о 14 октября. За день до октябрьских ид. А сегодня тринадцатое. Сегодня Роммель жив, и ни одна собака на свете не знает, что завтра он умрет.

Кроме него!

Ликованию Антона не было предела. Ему даже стало жарко. Даже захотелось шутить. Как там было в фильме — «передайте Мюллеру, что я вспомнил». Впрочем, теперь нужно всё обдумать. Итак, что мы знаем? А знаем мы немало. Знаем мы, например, то, что немцы, за исключением нескольких десятков человек, не узнают еще очень долго. Во всяком случае до конца войны уж точно. Всем им объявят, что их Роммель, их кумир и национальный герой, умер от кровоизлияния в мозг — последствия тяжелого ранения в голову. А ведь это, мягко говоря, не совсем так. А грубо говоря — совсем не так! Но об этом не стоит рассказывать сразу. Это нужно приберечь на будущее. Одно дело предсказать смерть известного человека, и другое — раскрыть государственную тайну.

Еще долго Антон смаковал свое открытие. Потом припоминал всё, что знал о заговоре Штауффенберга. О причастности фон Клюге, который, кстати, тоже умер для всех от кровоизлияния, а на самом деле принял яд, избежав тем самым рояльной струны,

— Интересно, знают ли они о том, что некоторых заговорщиков вешали на струнах? Вряд ли об этом сообщалось в средствах массовой информации. Значит, этот факт — еще один козырь в мою колоду. Пусть проверят и еще раз убедятся, что мне известно такое, о чем сумасшедшему знать никак невозможно. Они меня считают идиотом, а я им докажу обратное. Только бы не напороться на какого-нибудь кретина в черной форме с одной извилиной под фуражкой. Вот бы попался кто-нибудь вроде Мюллера в исполнении Броневого или Шелленберга-Табакова. С этими можно было бы сварить кашу.

Начальник фленсбургского гестапо Иоахим Леопольд Цибелиус недовольно покосился на зазвонивший телефон. Этот первый за сегодня утренний звонок нарушил ход его неторопливых мыслей. Он нехотя снял трубку:

— Цибелиус. Да… Ну?.. Какой псих?.. Где?.. Ну и что? Ладно, я пришлю за ним… Хайль Гитлер.

Он бросил трубку, чертыхнулся и нажал кнопку вызова секретаря. «Черт бы побрал этих полицейских, — подумал он, — привыкли спихивать всякую шваль сюда, дармоеды».

Когда с папкой под мышкой вошел немолодой эсэсовец в круглых очках, как у рейхсфюрера, и в таком же черном, как у шефа, мундире, он нетерпеливым жестом руки подозвал его к столу, забрал папку и велел вызвать Ротманна. Затем, проводив тяжелым взглядом сутулую спину уходящего, встал, потянулся и подошел, скрипя паркетом, к большому окну.

Иоахим Цибелиус, оберштурмбаннфюрер СС, коренастый невысокий человек лет пятидесяти, был старым борцом. Он часто любил повторять, что связал свою жизнь с национал-социализмом в самые трудные для движения дни в двадцать четвертом году. Фюрер в это время томился в тюрьме крепости Ландсберг, а Геринг вынужден был эмигрировать. Трудными, правда, эти дни были тогда для кого угодно, только не для нацистов. После провала их скоротечного и какого-то сумбурного мятежа последовал блестяще проведенный Гитлером судебный процесс, на котором он лично защищал самого себя и свою партию. Эти двадцать четыре дня в старом здании мюнхенского пехотного училища на Блютенбургштрассе, где начали судить государственных преступников, а закончили — политических деятелей и патриотов новой Германии, были днями настоящего триумфа. Если о баварских мятежниках до этого мало кто знал, то после суда они стали известны всему миру. Получив смехотворный срок, Гитлер наслаждался всеобщим вниманием и творческим подъемом в комфортабельной, всегда уставленной цветами камере с громадным зарешеченным окном. Там он диктовал свою «Четыре года борьбы с ложью, тупостью и трусостью», ставшую позже просто «Моей борьбой», а тем временем в партию хлынули новые члены, вместе с которыми попал туда и Цибелиус.

Он, проливавший кровь в битвах с Антантой, после позорного мира был уволен из армии, как и сотни тысяч других. На поношенном кителе оберлейтенанта артиллерии в память о войне остались Железные кресты обоих классов и Галлиполийская звезда за оборону Дарданелл в 1915 году. Этот турецкий орден Железного Полумесяца, полученный им из рук самого Мустафы Кемаля, он заслужил при штабе генерала фон Сандерса, руководившего турецкими войсками на побережье у Чанак-Кале. Они таки заставили тогда англичан и австрало-новозеландцев убраться из пролива со всеми своими кораблями. Но славные дни империи миновали. Наступили дни позора республики, униженной всеми, кем только можно. Потолкавшись несколько лет в рядах «Стального шлема», он прочитал как-то 25 пунктов программы Адольфа Гитлера, о котором шумели тогда все газеты, и принял их все до единого, как говорится, душой и телом. Выйдя из «шлема», он вступил в НСДАП и в ее штурмовые батальоны, а через год был зачислен в особый охранный отряд в одном из штурмбанов СА. Из этих отрядов и сложились в конечном итоге СС.

Цибелиус никогда особенно не проявлял служебного рвения. Он любил поратовать за великую Германию, поразглагольствовать о ее будущем, но активно бороться за это будущее не спешил. Он вообще был человеком с ленцой, постоянно занятым прежде всего поисками личной выгоды. Может, поэтому за двадцать лет, начав службу в СС как бывший и заслуженный офицер кайзеровской армии сразу со звания унтерштурмфюрера, он не сильно продвинулся в чинах, не дотянув к пятидесяти годам до ранга полковника. Его деятельность до войны была малоинтересна. Частые перемещения с места на место, ни на одном из которых он не достигал успеха, но и не допускал особых провалов. Перед войной его перевели в СД, и в составе этой службы он прибыл в оккупированную Польшу. Будучи в тот момент штурмбаннфюрером СС, он возглавил одну из айнзатцгрупп: жег синагоги, уничтожал университетскую профессуру, в общем, всего понемногу и, как всегда, без особых успехов. Затем была Франция. Потом Греция и Югославия. Во все эти страны Цибелиус приезжал со своей командой позади продвигающихся войск и тем не менее заслужил-таки орла на черно-белую ленточку Железного креста 2-го класса.

В 1941 году он прибыл в Советский Союз. Отправлял в Германию скот, выявлял коммунистов и евреев. Однажды, в первую зиму, потеряв всякую бдительность, его подвыпившая команда попала в засаду. Почти всех перебили, а самого Цибелиуса ранило в ногу и оглушило гранатой. Он заполз под машину и прикинулся мертвым, а поскольку был в простом мужицком тулупе, партизаны не обратили на него особого внимания, обыскивая тех, кто выделялся погонами и петлицами. Правда, кто-то стащил с него меховые сапоги. К тому времени, когда его вытащили подоспевшие через час эсэсовцы, он уже потерял достаточно крови и приморозил пальцы ног.