Дарт Мол: Взаперти - Джо Шрайбер Страница 5

По тюремной столовой Мол шел, словно хищник, выпущенный из клетки: он легко проходил сквозь толпу, раздвигая ее одним лишь взглядом. Некоторые заключенные невольно делали шаг назад, позволяя ему пройти, другие просто застывали на месте. Головы поворачивались ему вслед. Непрерывный гул голосов падал до шепота, а шепот стихал, превращаясь в настороженное, оценивающее молчание, когда забрак проходил мимо.

Он подошел к крайнему столу и сел.

По другую сторону стола о чем-то спорили двое заключенных — бледный, заросший четырехдневной щетиной человечек испуганного вида и готал, у которого, как оказалось, не хватало одного глаза. Они сразу умолкли, подхватили свои подносы и поспешно ретировались.

Мол сидел неподвижно и наблюдал за происходящим вокруг, при этом не показывая, что делает это. Его периферийное зрение еще не полностью восстановилось после ночного поединка, но он замечал достаточно, чтобы понять: в данный момент он стал объектом всеобщего внимания. Казалось, даже охранники, дежурившие на мостках над залом столовой, перешли в состояние повышенной боевой готовности: одну руку положили на бластер, а другую — на маленький плоский пульт, который носили на поясе. Мол безошибочно различал исходящий и от заключенных, и от охраны особый запах — смесь страха, отчаяния и мучительно однообразной паранойи, — возникавший, когда живых существ помещали в замкнутое пространство на неопределенное время.

У ситха все это вызывало отвращение.

Тем не менее — по крайней мере, на данный момент — здесь был его дом.

Он ступил на палубу этой космической клоаки менее двадцати четырех стандартных часов назад, но этого времени хватило, чтобы понять все, что нужно, относительно данного места. Все остальное время надо будет просто перетерпеть — выполнить задачу и не раскрыть, кто он такой на самом деле.

И то и другое не составит для него особого труда.

И то и другое просто вытекает из характера поставленной перед ним задачи, соответственно, и то и другое безусловно должно быть сделано.

* * *

Он попал в «Улей-7» на борту единственного прибывшего в тот день транспорта — безымянной тюремной баржи с выломанными переборками, провонявшей органикой и немытыми телами. В грузовом трюме находилось еще тридцать семь арестантов, чье присутствие Мол едва замечал — после того, как оценил их потенциал и понял, что ни один из них не стоит того, чтобы потратить на него хоть мгновение своего времени. Кучка дурнопахнущих, завшивленных представителей примерно десятка различных рас: одни, явно невменяемые, о чем-то разговаривали сами с собой, другие тупо пялились в единственный имевшийся в трюме иллюминатор, как будто нечто в бездонной черной пустоте могло дать им перспективу в их бессмысленной, вот-вот готовой оборваться жизни.

На протяжении всего перелета Мол неподвижно сидел поодаль от своих спутников по этапу. Некоторым из них, по-видимому, не терпелось устроить бучу. По мере их путешествия скука превращалась в беспокойство, косые взгляды и мелкие обиды перерастали в акты насилия, казалось бы ничем не спровоцированные, — и завязывались драки. Спустя несколько часов после вылета какой-то чрезвычайно мускулистый субъект с выпученными крабьими глазками на стебельках вскочил и бросился на родианца, которому каким-то образом удалось пронести на баржу плоский хлыст, который он заточил и, видимо, собирался использовать в качестве импровизированного виброклинка. Борьба длилась недолго. Когда обладатель заточки случайно задел Мола, тот поднял взгляд лишь для того, чтобы вскинуть локоть, раздробивший родианцу крестец. Имевшиеся на борту охранники даже бровью не повели, когда полупарализованный зеленокожий экзот с воем рухнул на бок. Так он и лежал, поскуливая, всю дорогу до космической тюрьмы, с умоляющим видом тараща слезящиеся глаза.

Это был единственный раз, когда Мол пошевелился.

Когда они наконец пристыковались к станции, в ангаре их встретила шеренга офицеров службы исполнения наказаний; те электропиками и шокерами загнали их внутрь через биометрические сканеры. Новоприбывшие неуклюже продвигались вперед и, моргая, разглядывали незнакомую обстановку. В тот момент Мол одновременно увидел больше охранников, чем где-либо еще на борту космической станции. Он неподвижно стоял в конце шеренги, пока нервный молодой офицер, на идентификационном бейдже которого значилось «Смайт», проверял его сканером в поисках инфекций или припрятанного оружия. Было отчетливо видно, что руки человека дрожали, когда он водил похожим на палочку сканером рядом с лицом ситха.

— Знаешь, зачем ты здесь, слизняк? — спросил Смайт, стараясь скрыть дрожь в голосе этой жалкой потугой на браваду.

Мол ничего не ответил.

— Двадцать два стандартных часа в сутки вы имеете право свободно перемещаться по холлу и столовой, — сообщил ему Смайт. — Дважды в день звучит трубный глас, и надо вернуться в камеру на контроль. — Охранник сглотнул, дернув кадыком вверх-вниз. — Любая попытка побега ведет к немедленному уничтожению. Отсутствие в камере во время проверки приравнивается к попытке побега и ведет к немедленному уничтожению. Вопросы есть?

Мол без выражения смотрел на надзирателя, ожидая, пока тот закончит свои дела и отойдет от него. Когда молодой офицер наконец-то двинулся дальше, ситх услышал, что тот все-таки осмелился напоследок огрызнуться:

— Ты тут сдохнешь, слизняк. Тут все подыхают.

* * *

На очереди стоял медотсек: час был убит на дезинфекцию, исследования при помощи токсикологических экранов, нейродатчиков и электроэнцефалографов, которыми ведали равнодушные дроиды. После долгого ультразвукового сканирования дроид-хирург GH-7 произвел внутри себя какие-то настройки и вонзил в грудь Мола длинный шприц, но сразу вытащил, чтобы снова ввести иглу под немного другим углом. Потом финальное сканирование подтвердило то, что сделал с ним дроид, и надзиратель, поджидавший в дальнем конце отсека, махнул рукой, приказав двигать на выход.

Возникшие позже два конвоира, вооруженные штурмовыми бластерами Е-11, провели забрака сквозь запутанную сеть становившихся все уже и уже коридоров. Последняя дорожка уткнулась прямо в его камеру — безликий металлический купол метров трех в диаметре. Углепластиковый пол грязно-серого цвета. Над головой шумит единственная вентиляционная отдушина. Войдя внутрь, Мол присел, сгорбившись, на единственной узкой скамье и уставился на единственный источник света — обыкновенную желтую панель, помаргивавшую на противоположной стене.