Город мясников - Виталий Сертаков Страница 47

Бот будет ждать нас в устье первой же улицы.

Город изнутри – это совершенно не то же самое, что город снаружи. Он может быть больше раза в два, как город Шакалов, и может быть больше раз в восемь, как город Висельников. Город Мясников внутри развернулся двадцатикратно. Карты сегментов заложены в память моего процессора, нас готовили к атаке, но действительность все равно поразила. Изнутри столица Семнадцати островов показалась мне бескрайней. Изогнутые шпили, лежащие на боку арки и спокойно дрейфующие шары тянулись до горизонта, среди них, змеиными изгибами, раскручивались кишки закрытых улиц и неторопливо, с ужасающей непреклонностью, росли косые пирамиды. Росли, но не падали. Где-то далеко, за бурой тыквообразной сферой, возвышались купола обогатительного комбината.

Комбинат был от нас гораздо дальше, чем раньше.

– Волкарь, моя карта врет! – зашумел Гвоздь. – Старый поворот пропал. Здесь не должно быть поворота вниз и этих башен!

И прежняя улица-кишка, судя по карте, выводившая прямо к воротам комбината, исчезла. Изнутри, на неровной поверхности трубы, еще видна надпись, сделанная кем-то из краскораспылителя. Здесь должен быть поворот, но его нет. Вместо боковой трубы – несколько разрушенных туземных домишек, словно скорлупки, раздавленные сапогом.

– Хобот, проверь!

Хобот выпустил саперные манипуляторы, он я Гвоздь зашагали первыми, на острие опасности. Мы компактно двинулись следом, внутри полутемной улицы, огоньки прицелов заметались по шершавым стенам.

Почти сразу мы наткнулись на трупы. Три или четыре тощих туземца погибли от ударов тазера; тела были так сильно обуглены, что я даже не стал их осматривать. Пушка над головой Гвоздя сипло постанывала, дюжина стволов вертелась, готовясь прикрыть всех нас панцирем из потоков огня. Впереди, по стенам трубы, стали видны прилепившиеся хибарки туземцев, так похожие издалека на гнезда ласточек. Некоторые висели над головой, на потолке, входными лазами вниз.

Привычные шутки города. Гравитация становилась нестабильной, на левом информационном дисплее моего скафандра возникла голубая полоска и цифры. Ноль-девяносто два собственного веса, ноль-восемьдесят девять, ноль-восемьдесят семь…

– Волкарь, впереди вас – смещение гравитационной оси, – забубнил из бота Свиная Нога. – Скоро пойдете по потолку, как мухи.

Слава Юпитеру, хоть местная связь не отключилась!

– Мы уже заметили, спасибо.

– Это ненадолго, – снова забормотал бортмеханик. – Ярдов через сто ожидайте невесомости и смены конфигурации. Ваша улица, похоже, собралась родить переулок…

– Как нам пробраться к главному входу в комбинат? Ты видишь его?

– Запустил два зонда, слежу за вами сверху… – Свиная Нога откашлялся. – Вы уже близко, выбрали верный проход. Еще раз направо после развилки и окажетесь на… гм… на площади.

Я следил, как Хобот один за другим вскрывает манипулятором круглые домики горожан, как они осыпаются и коричневая пыль бесится в лучах наших прожекторов. Дно улицы-трубы на фут глубины было завалено мусором, костями, тряпками, кусками обгорелой рогожи, кукурузными початками, стоптанными деревянными сандалиями.

Я попытался вызвать центуриона, но не услышал ничего, кроме шепотов и далекого гнусного смеха. Так смеяться мог бы нашкодивший гном из сказки. Влажный ветер свистел в треугольных дырах, свежие глянцевые стены цвета бордо отражали наши изогнутые силуэты. Затем улица-труба вздрогнула, и мы вздрогнули вместе с ней.

Где-то впереди родился новый переулок. Какое-то время он будет слепо тыкаться из стороны в сторону, сотрясая целый сегмент города, затем неведомым образом выберет себе направление и цель, например, слиться с какой-то полой пирамидой или уткнуться в перевернутую неровную полусферу…

Шагавший крайним справа Карман показал мне через свой визор несколько фиолетовых трупиков. Очевидно, горожане погибли, не просто не сопротивляясь, но даже не заметив нападавших. Я запомнил девочку в шерстяном плаще, она сидела на лавке, внутри своей глиняной мазанки, обняв прялку или что-то вроде. Из-за гравитационных возмущений казалось, что девочка прядет прямо у нас над головами, но, чем ближе мы подбирались, тем сильнее нам самим пришлось забирать влево, по стене улицы, ставшей полом…

У девчонки с прялкой и ее родственников были вскрыты черепа. И основательно вылизаны внутри, досуха вылизаны.

Мои парни притихли. Почти все они сталкивались со смертью. Но смерть обычно внятна и предсказуема.

– Тысяча дьяволов, что здесь происходит?..

– Волкарь, это глюк? Прочисти нам мозги органом.

– Господин декурион, вы сталкивались с таким?

Мертвые дикари – это еще не повод поднимать панику, подумал я. Они могли передраться между собой, перед тем как затеять бунт. Могли подвергнуться нападению лесняков или просто заболели какой-то неизвестной нам болезнью. Фиолетовые уродцы – они все на одно лицо, и даже если их население сократится вдвое или вдвое вырастет, мы этого не заметим. Что интересного в убогой второсортной расе, неспособной даже выстроить уборную?

Гораздо важнее понять, что стало с персоналом комбината.

– Волкарь, за вами что-то движется. Точнее – над вами, по внешней стороне кишки… Разреши, я поднимусь повыше, взгляну?

– Нет. Взлет не разрешаю, в любой момент двигатели могут отказать. У тебя есть связь с центурионом?

– Связи нет. Будто смеется кто-то, на всех диапазонах… Волкарь, оно неживое, мозговой активности – ноль. Движется за вами, очень быстро.

– Я понял.

– Стрелять на поражение! – отчеканил я. – Что бы там ни было!

Но парни не успели вылезти наверх. Оно само спустилось к нам.

У ближайшей развилки стояла маленькая старушка. Белокожая, в аккуратном длинном платье, такие надевают только пожилые дамы, да и то редко, на семейных торжествах. И она ни капли не походила на дикарей. У фиолетовых дикарей плоские лица, маленькие головы и ноздреватые отвисшие носы, похожие на перезрелые баклажаны. Кроме того, они носят исключительно грубые шерстяные накидки.

Насколько мне помнилось, сотрудникам Первой обогатительной разрешили завезти семьи месяц назад, после того как устойчиво заработали легкие и была налажена поставка чистой воды. Вполне вероятно, бабуся сумела спрятаться во время бунта, а сейчас вот вылезла и бродила здесь, потерянная и напуганная… без скафандра. На ней, помимо светлого длинного платья, был голубой передничек и лакированные туфли. Седые волосы заплетены в две ровные косички, на темечке волосы разделял ровный пробор. Что-то мне напомнили эти косички, эти светленькие хмурые бровки, эти морщинки вокруг курносого носика и голубой передничек.

А еще у бабушки был зашит рот.

Толстыми черными нитками.