Испытание сталью - Виталий Храмов Страница 43

Они опять переглянулись. Да что вы как двойнёвые близнецы, всё переглядываетесь?

– Через час начнём ориентировать группы. За час до рассвета – атака.

– Только бы они не слиняли оттуда, – сказал другой.

Как привычно стало слышать от людей этого времени анахронизмы. А Громозека посмеивается:

– Чё?

– Геринг. Шеф летчиков – Геринг. А Геббельс – главный пропагандист.

– Да? Да их хрен разберёшь! Как у эльфов – все на «Г». Они все с одного клана?

– А кто такие эльфы? – спросил один аналитик под наше с Громозекой ржание.

– Есть такие, что помогают жителям Гондора, гондонам, – ответил Громозека, что ещё больше развеселило нас. Какие эльфы, какие гондорцы? Как это было далеко, как это было смешно!

План был хорош. И уже стал типовым. Так сказать, подчерк появился у моего штаба. Свой стиль. Мой стиль.

План такой – одна группа со средней дистанции открывает шквальный огонь из всего, что есть по месторасположению цели, две группы, под прикрытием огня, с флангов сближаются на расстояние броска и по сигналу – а сигнал – прекращение обстрела первой группы, меняющей позиции – бросаются в атаку. И ещё одна группа сидит в засаде. Как раз с той стороны, откуда мы не атакуем. Предыдущие три раза немцы ломились как раз в западню, на залпы Единорогов и трассеры пулемётов.

Щелчок в эфире. Одна группа на месте. Я в составе ещё одной. О, ещё щелчок. Ждём четвёртую группу.

А у немцев – тихо. Почти. Кто-то долбит кувалдой по стальной болванке – в ночи грохот далеко разносится. Сверкает электросварка, рычит лишённый глушака электрогенератор, едва слышно шипит, бросая неровные вспышки, автоген. Рембат. Может, мы ошиблись, может, это не кампфгруппа, а просто – рембат? А благосклонность люфтваффе? Командир ремонтников имеет приятеля в штабе авиагруппы?

К чёрту! Всё одно их убивать!

А вот и щелчок! Огонь!

Ряд вспышек, грохот выстрелов орудий, почти мгновенно – взрывы. Вспышки, вой сирены, ещё взрывы – залпов орудий теперь не слышно. Теперь можно и по рации потрепаться:

– Малыш, вызывает Пух.

– Слышу тебя, Пух.

– Как отстреляешься, всю малышню веди в лобовую.

– Понял, Пух, в лобовую.

Все свои танки я привёл. Рисковал, конечно. Т-34, да и Т-34М ревут даже громче Единорогов. Сильно громче. И сверкают пламенем выхлопа из «глушителей», которые не слишком и глушат. Они сейчас в километре стоят, ведут огонь навесом через головы первого группы. Всего – десять танков. Силища! Это только Т-34. Куцых я и танками не считаю. Пусть машинами сопровождения работают.

Эфир зашипел помехами включившейся в работу глушилки. Рискуем аппаратом, конечно, но надо получить временную фору.

Красная ракета. Обстрел закончился, как отрезали. Блин, как же они ревут! Немцы засуетились.

– В атаку! – заорал я и побежал.

Рядом Громозека и бойцы комендантского взвода, довольные, как обожравшиеся бегемоты, улыбки от уха до уха – наконец-то их пустили в бой. А то всё бочки таскай да ящики катай.

– Атас!

Я рухнул на землю. Взрывы гранат, мат. По-нашему и не по-нашему. Крики, беспорядочная стрельба. Я опять опаздываю! Опять всех немцев без меня перебьют!

Стадом изрыгающих огонь носорогов по селу прокатились наши тридцатьчетвёрки, давя, сминая, отбрасывая, круша. За ними – сплошной мат-перемат. Это Кровавые Вороны сыплются с брони. Решили километр прокатиться? Теперь прыгайте! Вы же десант! Там прыгать надо было, за околицей. Лентяи!

На меня вылетели два немца. Ура! Я – с мясом! Я только начал наносить удар штыком, а они оба взорвались кровавыми фонтанами и улетели, как кегли при страйке в кегельбане.

– Громозека! Ну кто же из пулемёта в упор стреляет? Это же не эстетично! Я весь в крови этих ублюдков!

– Штыком – эстетичнее?

– Ты в следующий раз их из пушки приголубь!

– Обязательно! Гранатомёты скорее бы сделали, что ли! – ответил мне этот мечтатель. Всё ждёт, когда ему предоставят гранатомёты, в которые он заранее влюбился, зная гранатомёты только по моим рассказам. Хотя я и сам гранотомёты эти видел только по телеку.

Повоевать мне всё же удалось. Я с разбега рыбкой нырнул в маленькое окошко хаты, кувырок, сбил с ног подсечкой одного немца в панталонах, выхватил ТТ, два сдвоенных выстрела – в немца в углу и в этого, у моих ног. Оба только в белье. А не надо спать во время боя, ослы! Или взрывы вам не намёк на побудку и выдвижение на место несения службы?

– Чисто! – крикнул Громозека из сеней.

– Чисто! – ответил я, шаря пистолетом по углам. – Чердак проверь!

– Атас! – закричал Громозека, кидая гранату в духовое окошко.

– Не стреляйте! – оттуда крик. Мальчик. Твою!

– Прыгай, граната!

Серый росчерк падающего тела, мы прыгаем, чтоб поймать, ловит Громозека, падаем. Глухой взрыв гранаты. Стон.

– Ты ранен?

– Вы тяжелые.

– Громозека, у тебя в голове мозги или творог?

– Откуда мне знать, что он там?

– Радиус сплошного поражения Ф-1 – триста метров, баран! Эта изба для неё – бумага. Ты нас мог убить!

– Всегда так делали, чёй-то никого не прибило! А за барана – я тебе припомню. Утром же!

– Ты чё там, наверху, делал? – это уже мальчишке.

– Прятался. От немцев. Они мамку как стали бить, так я и сбёг.

– И где она?

– Они её в подпол заперли.

– Гро…

– Уже!

– И как давно?

– Три дня. Дяденька, а у вас есть поесть? Или хоть попить?

Конечно, есть. У меня всегда заначка с собой. Отдал ему пачку трофейных галет. Он взял одну печеньку, пачку вернул.

– Всю бери. Только зараз не ешь, жуй тщательней, по чуть-чуть, а то желудок свернётся.

И тут Громозека вынес мать этого мальчика.

– Мама! – взвизгнул мальчишка, крошки галет полетели из рта, пачка упала на вытоптанную землю двора, он побежал к матери.

Я окаменел – по лицу Громозеки и виду женщины всё понял.

Так, вздохнуть, выдохнуть, ещё, ещё.

– Тёплая ещё, – буркнул Громозека.

Вот почему эти ублюдки были ещё в неглиже, вот почему они были в доме, а не на огневых! Если бы мог, убил бы ещё раз! Но я прекрасно помню, как вылетали чёрные фонтаны из их гнилых голов.

– Связь мне, быстро! – взревел я паровозом.

Всё верно, бойцы моей охраны, они же комендантский взвод, были рядом. Они учли, как отрицательно сказалось на моём моральном состоянии отсутствие фрагов в прошлом бою, «выделили» мне на зачистку этот дом, безобидный, с виду.