Город мясников - Виталий Сертаков Страница 42

Как только мальчик исчез из городка, в крайщине воцарился мир, сытость и благоденствие. Старая ведьма не соврала. Нивы снова давали двойной урожай, коровы приносили по два теленка, а рыба возле мельницы сама выпрыгивала на берег. Оспа отступила, повсюду звенели детские голоса. Никогда еще за много лет не праздновали столько свадеб и рождений.

Прошло три года, и охотники принесли весть – мол, видели в глухих урочищах волчью стаю, которую вел за собой лохматый отрок. Лицом темный, в шрамах, глаза горят, а на руках когти, как у орла. К людям сам не приближался и волков своих ловко уводил от выстрелов и капканов. Беспощадно резал скот и никогда не попадался. Никогда. Словно заранее угадывал все хитрости загонщиков. Сам не попадался и стаю свою уберегал, даже когда спастись казалось невозможно. Божились, что видели, как он своих братьев-волков вброд переносил через горный ручей. За одну лишь зиму задрала заколдованная волчья стая больше коров и коз, чем за предыдущие двадцать лет.

– Волкарь-страшила, – зашептали по углам. – Накликал Бродич на всех нас беду…

– Волкарь-страшила, – эхо каталось по всей Славии. – Три года, как потерялось в лесу проклятое дитя, да, видать, оборотнем обернулось…

Герцог из Ласковичей назначил большую охоту, съехались помещики приглашенные, каждый привел свою свору собак. Охота на волков – серьезная забава, не то что зайчонка или куропатку подстрелить. Загодя готовились, шатры ставили, столы накрывали. Загонщики на сорок миль разошлись, следы читали, мясо сырое развесили. Наконец, обнаружили следы стаи, и с волчьими следами один след непонятный. И не волка, и не человека, сам дьявол не разберет, что за чудище. Радостно доложили загонщики герцогу, что стая наверняка не уйдет, кольцо замкнули, и можно начинать.

– Конец Волкарю!.. Конец страшиле!

С визгом сорвались с поводков легавые, вспыхнули факелы. Казалось, что вся крайщина пришла в движение. Сотни крестьян, каждому из которых было заплачено серебром, помогали загонщикам. Разболелось сердце у боярина Бродича, когда до него дошли такие новости. Жил он тихо, с младшей дочерью, а старших замуж выдал. Последний год все шло у него наперекосяк. Любимая супруга, некогда первая хохотунья и красавица, от горя усохла и быстро умерла. Видные женихи отвернулись от старших дочерей, и пришлось отдать девок за приезжих. Один оказался пьяницей и уже проматывал состояние Бродича, а второй за растрату в столице оказался в кандалах, и средняя дочь Бродича стала соломенной вдовой. Никто не желал служить в поместье, откуда сбежали даже псы. В амбарах завелись крысы, тощие коровы стояли недоеные, а батраки-виноградари упорно нанимались к другим хозяевам. У младшей дочки от переживаний стало дергаться лицо, а после пятна красные по телу пошли и обнаружились признаки падучей.

Тем не менее на охоту Бродича пригласили среди прочих, но хозяин дома над рекой даже помыслить не мог, чтобы начать охоту на волка. Ночью заржали перепуганные лошади. Вышел Бродич с фонарем на заднее крыльцо и враз на полголовы поседел. За дворовыми постройками, легко преодолев высоченный забор, стоял парень. Темный, лохматый, сгорбленный, точно вот-вот прыгнет вперед на всех четырех лапах. Постоял маленько, поглядел на полумертвого хозяина, потянул носом воздух и исчез.

Несчастный отец утра не стал дожидаться, поехал к колдунье. До нее без малого пять дней пути верхом было, но, загнав двух коней, Бродич за три дня добрался.

– Чего раньше не приходил? – изумилась тетка, выслушав историю трехлетних несчастий.

– Права ты кругом оказалась, стыдно мне, – повинился Бродич. – Не поверил тебе, а ведь так и вышло, что от добра добра потребовал. Маюсь теперь с дурочкой на руках, хозяйство в разоре, да еще охота эта… Убьют ведь они его, убьют!

– Чего ж ты от меня хочешь? Даже если это он, не могу ведь я стаю волчью у себя в доме приютить. И через костры пронести их не могу. Моих ног на прополку огорода и то не хватает.

– Он боится меня, не узнает, – заплакал Бродич. – Я ведь звал его, до самого утра звал, охрип даже. И чую я, неподалеку от дома он где-то прячется, но выйти страшится. Ему должно быть не больше восьми лет, а на вид гораздо больше. Я знаю, что ты скажешь – у леса свои законы… Он помнит запах дома, а меня не признает. Сделай так, чтобы он признал меня, и тогда я спасу его. Умоляю тебя, я отдам все свои деньги!

– Нет, – сказала ведьма, и крепостные оруженосцы Бродича вытащили клинки.

– Тогда я убью тебя, – пригрозил племянник. – Я прикажу снять с тебя кожу и повешу ее над воротами.

Ведьма гадала почти всю ночь. Утром она вышла к Бродичу со странным известием:

– Твоя просьба говорит о том, что ты ничему не научился. Ты говоришь, что заботишься о существе которого зовут Волкарь-страшила, но ты ведь снова ищешь выгоду для себя. Слушай, я могу помочь. Но если к страшиле вернется память, он вспомнит отца и родной дом, он сразу же потеряет все, что приобрел в лесу. Он станет кусачим, вонючим, злобным, но беззащитным страшилой. Он будет скулить и прятаться у тебя под лавкой. Он вспомнит тебя и забудет язык своей стаи. Он больше не будет грозой крайщины, не сможет ускользать из ям и капканов, он потеряет нюх, скорость и силу и не сможет даже найти выход из леса. Карты говорят, что тебе, вероятно, удастся спрятать его от людей герцога. Ты будешь прятать его в подвале, а по ночам выводить гулять в сад, и остаток жизни ты будешь бояться, что тебя и твою дочь заживо сожгут на костре. Выбери же, чего ты хочешь на самом деле. Хочешь ли ты вернуть ему вчера и отнять у него сегодня?

Несмотря на массу разночтений, финал у сказки один. Считалось, что еще много лет по крайщине бродила неуловимая стая во главе с Волкарем-страшилой, который так и не вспомнил свое детство и оттого оставался неуловим. Рассказывали также, что в Пчелином урочище как-то пропала девушка. Ее нашли живую и невредимую, но напуганную до колик, а спустя положенный срок опозоренная крестьянка родила мальца с очень странными задатками и внешностью. Ребенка, впрочем, уничтожать не стали, а взяли на воспитание в монастырь. Затем случай повторился. Если были бы целы древние архивы Славии и в те далекие годы велся бы учет таинственным изнасилованиям, которые обычно трудно отделить от крестьянской праздничной любви по взаимному согласию, выявились бы, без сомнения, десятки случаев, когда женщины брюхатели от страшного лесного чудища.

Конечно же, все это сказки. Во всяком случае, ученые из сенатской комиссии, удивленные необычно высоким уровнем появления в Славии и других крайщинах страны естественных аномалов, не желают верить в то, что кровь Волкаря-страшилы до сих пор стучит в сердцах тех, кто подает документы в военную академию и подписывает соглашения на консервацию памяти…