Достучаться до Небес - Антон Чернов Страница 42

Ну в общем — совсем люди мозги этими огурцами дурацкими забили. И ведь, что самое смешное, за «бохатствами несметными» едут, и никаких «тебе больше достанется»!

— Так добыча — в жопах будет оценена, каждый долю свою получит, Жора, — отметила на мои рассуждения Светка. — А тут — каждый боится, что ему не достанется. Причём большей части — и толку-то не будет. Но… озверели, — указала она на дисплей.

— Придурки. Я просто, Свет, опасаюсь, как бы с этими огурцами дурацкими не пришлось Вездетанк в Обь спускать и дальше самим двигать. Без всяких роботов империалистов: вот ведь глупость-то какая, огурцы страшнее боевых роботов!

Подруга на мои слова просто пожала плечами, мол, совсем не исключённый вариант. А обстановка на палубе накалялась, и тут появился Дмитрич, в сопровождении командиров. Кстати — не всех, но большей части. И мегафоном зарядил речь. Я, кстати, капитана ОЧЕНЬ зауважал — я б вот на его месте материл и ругал придурков по-чёрному. А он спокойно, размеренно, чеканя, озвучил: так мол, и так. Есть Устав Хариуса, согласно которому добыча распределяется среди команды после оценки. С огурцами этими гребучими так не выйдет, но раз уж добыли, они — добыча команды. И распределятся будет согласно Уставу, в ближайшее время. И если кто-то не согласен, он — вор, и будет с ним по Уставу.

На этом часть народа, причём несколько наёмников с катера, руками махнули, да и рассосались с палубы действия.

— Я, как капитан и главный пайщик, — продолжал Дмитрич, — От своей доли этих огурцов отказываюсь. Противно мне, после того что вы здесь устроили, — дополнил он, после чего ещё часть народа нашли в себе остатки мозгов и совести и стали рассасываться.

— Отказываюсь, — вышел из группы командиров Петрович, после чего поэтическим матом охарактеризовал огурцы, присутствующих и ситуацию.

— Отказываюсь — озвучил после Петровича Игнатьич.

И так — большая часть командиров. На это смотря, народ большей частью в разум вернулся, палубу покинул, да к делам вернулся. Ну а особо контуженных огурцами в мозг — просто повязали. Что с ними там делали, Уставом или по Уставу — мы не видели. Не наше дело, да и Вездетанк мы пока не покидали.

В четыре часа произошла раздача огурцов народу, и, наконец, Хариус поплыл к цели. Дмитрич, уже вечером, к нам заходил, благодарил. Прямо не извинился, но понятно.

А вот с Василием отношения испортились, например. Не до вражды и чего-то такого, но явно и очевидно. Причём с его стороны: то ли он нас в разглашении «страшной огурцовой тайны» винил, из-за чего всё началось. То ли в том, что мы, как электровеники, за огурцами этими дурацкими не метнулись. Но судя по поведению, вину за пару десятков выбывших наёмников он возложил на нас, для себя. Какие из них выбыли в походе, какие по Уставу — чёрт знает, кстати.

При этом, не обвинял, но общался сухо, меня иначе чем «Георгий Алексеич» не называл, да и не обращался первый. Неприятно, в общем, но да и чёрт с ним. Светка на эту тему анекдот рассказала, смешной и очень подходящий.

И вправду — ни в чём не виноваты, но «осадочек-то остался». Ну и пусть живёт Василий со своим осадочком, дело его.

Ещё из последствий огуречной лихорадки стало то, что Светка практически перестала выбираться из Вездетанка на светские посиделки. Пару раз ходила, махнула рукой и перестала.

— Смысла нет, Жора. Нас подсознательно винят в своих… — задумалась она.

— Свинстве, — припечатал я. — Повели себя как свиноты, а сами себе в этом признаться — не могут. Вот и нашли виноватых.

— Угу, — кивнула подруга. — Не обвиняют, но…

— Да и чёрт с ними, Свет. Нам, в общем, не так много осталось. А после Белоярска — пусть, что хотят, делают.

— Там нам аккуратными надо быть, Жора. И не только из-за того, что будет.

— Да понятно, — вздохнул я. — Будем, куда деваться.

При этом с Петровичем отношения потеплели. И с починкой Вездетанка помог, и даже матерился на нас более благожелательно.

Ну и на палубу мы продолжили выходить, округой любоваться, само собой. И вот, буквально через три дня после происшествия, буквально у нас на глазах, старпом Кузя наворачивается с трапа, на ровном месте (на ступеньках, но на ровных) и ломает руку. Ну, не слишком жалко, вообще-то. Но через день — на него ведро падает.

А ещё через день — Кузя скатывается с трапа, вроде без переломов, но ступеньки душевно пересчитал.

А Бейго… сложно сказать. Очень такой невинный вид принял собакен. Вот были бы мы в детективе — я бы сразу после такого закричал — «преступник — собакен!» Но мы не в нём, так что положил я руку псу на холку и повёл в Вездетанк, педагогические беседы вести.