Путь войны - Александр Поволоцкий Страница 40

«Ленд-лиз» - мечтательно подумал Константин. Какое хорошее слово… Жаль, что Америка не настолько привязана к Европе, как в мире Терентьева. Так что в ближайшее время придется мириться с очередным сокращением ценного импорта. Нельзя сказать, что это станет погибелью для военной промышленности Империи, но льготные поставки из Конфедерации были очень хорошим подспорьем. Теперь, скорее всего, все-таки придется вводить нормирование продуктов, ограничения на потребление электричества и иные меры, с которыми старались тянуть до последнего. Может быть, даже принудительные государственные займы.

Да, корабль Империи выдержал попадание и держит ход, но его обслуживание требует все больших усилий, которые растут почти экспоненциально. А сколько всего еще случится дальше?.. На ум монарху пришло новое сравнение – огромные весы с чашами под названием «победа» и «поражение». Стоило слегка склонить первую чашу в свою пользу, как противник или просто стечение обстоятельств клали монетку на другую, и все вновь замирало в неустойчивом положении. Весы судьбы, где на одной стороне – судьба России, а быть может и всего мира. А на другой… Действительно, что же на другой?..

«Что им нужно?» - месяц за месяцем спрашивали император Константин и президент Амбергер у своих отнюдь не малочисленных и не слабых спецслужб. Спрашивали, требовали, приказывали, но безрезультатно. Сейчас, в начале марта, мотивы иномировых пришельцев оставались такой же загадкой, как и тогда, в августе минувшего года, когда началось … Недаром, судя по полицейским сводкам, едва ли не четверть общества восприняла бедствие как проявление высших сил, а «семерок» - как дьявольских слуг. Быть может, поход «Пионера» окажется удачным и хотя бы чуть-чуть приоткроет завесу тайны над тем, что происходит в родном мире вторженцев. Хотя, по совести говоря, шансы на успешную вылазку оставались исчезающе малы.

«Как сложно…» - вновь подумал Константин. – «Господи, дай мне сил тащить эту ношу дальше. Каждый день одни и те же мысли, одни и те же заботы, мечты о сне и отдыхе. Я уже не человек, я машина решений…»

Глава 11

Конгресс открылся как-то очень скромно, можно сказать – незаметно. Не было ни торжественной церемонии, ни специально арендованного зала, что более соответствовало бы встрече лучших медиков страны. В общем, ничего довоенного, кроме запланированного парадного обеда в первый день конгресса и торжественного ужина в последний.

В течение трех-четырех дней в институт желудочной хирургии Юдина съезжались самые разные люди, от убеленных сединами почтенных старцев до молодых ассистентов. Планируемое предприятие вызвало удивление и непонимание – конгресс медиков в разгар войны смотрелся несколько странно, если не сказать неуместно. Но авторитет Юдина обеспечил успех. Все приглашенные, без исключения, прибыли сами или послали представителей.

Участники разместились в близлежащей гостинице, Юдин делал пометки в блокноте, отмечая прибывших, Поволоцкий с некоторой дрожью вспоминал, как в авральном режиме утрясал все организационные вопросы. Он совершенно не подумал о том, что теперь не только медик, но и государственный чиновник, член специального комитета при Научном совете. Соответственно, воспринимается всеми окружающими не столько как хирург на излечении, сколько как «государев человек», который несет личную ответственность за свое предприятие. Юдин не занимался организацией бытовых вопросов конгресса, потому что считал это делом для «Бюро», а Поволоцкий по привычке рядового хирурга ожидал действий от корифея. Буквально накануне приезда первого визитера выяснилось, что гостям негде жить. Институт Юдина был и так переполнен ранеными и персоналом, да и простая вежливость требовала размещения великих врачей на должном уровне. В течение суток батальонный хирург не спал, ел и пил на ходу, но проблему решил.

Профессор Черновский лишь тяжело вздохнул, подписывая документы на оплату проживания, довольствия и прочего обеспечения – «Бюро» стремительно дорожало. Вот и Терентьев сорвался с места, да не один, а в компании одного из молодых конструкторов. Юноша сопровождал на фронт новую партию броневиков из Харькова и лично участвовал в бою, с целью сбора рекламаций. Обратно он вернулся без волос и бровей, с ожогами четверти поверхности тела и четким пониманием, что бронетехнику надо делать как-то по-другому.

Собрание началось в одной из демонстрационных аудиторий, остальные помещения были заняты под нужды госпиталя. Из полукруглой залы убрали хирургический стол, поставив вместо него кафедру и несколько столов поменьше – для президиума. Вокруг разместились примерно три десятка гостей конгресса, по неписаному, но строгому ранжиру – чем ближе к кафедре, тем больше седины в волосах. Большинство в цивильной одежде, некоторые - в военной форме. Между собой приглашенные общались со сдержанной вежливостью, все они были корифеями и основателями медицинских школ, либо полномочно представляли патриархов. В институте собрался цвет российской хирургии

Оттепель подкралась незаметно и напала внезапно. Еще вчера зима являлась полноправной хозяйкой Москвы, а сегодня в высокие окна светило почти весеннее солнце, сквозь стекла доносился хор множества капель, бодро скачущих с крыш.

Поволоцкий сел в самом дальнем и самом высоком ряду, расположение позволяло осматривать всю диспозицию сверху вниз, не привлекая к себе внимания. Время от времени он все равно ловил на себе вежливо-недоуменные взгляды – мэтры медицины добросовестно и безуспешно пытались вспомнить, кого представляет незнакомый лысый бородач. Впрочем, особого любопытства Александр не вызывал, по умолчанию предполагалось, что если он здесь по приглашению Юдина, то, значит, человек на своем месте.

Куда больше участников интересовал центр аудитории, где за одним столом вполне мирно (!) расположились сам Сергей Сергеевич Юдин и Александр Вишневский. Вот где обреталась настоящая интрига – весь медицинский мир знал, что два заклятых врага уже много лет не встречались лично, обмениваясь едкими выпадами через посредников и печать. Факт мирного соседства сам по себе вызывал жгучее любопытство, а уж анонсированное сотрудничество поднимало интригу на недосягаемую высоту.

Юдин открыл собрание кратким вступительным словом. В пятиминутной речи «Богоравный» описал проблемы, стоящие перед всеми, закончив словами:

- По-видимому, все наши методы оказались полностью несостоятельными.

[Подлинная цитата со Съезда французских хирургов в 1915-м году]

Собрание всколыхнулось. Кое-кто воспринял в штыки столь откровенное признание, сочтя его почти личным выпадом. Но большинство присутствующих немедленно ударились в бурное обсуждение сказанного. По сути, повторилась та же история, что и при встрече Юдина и Поволоцкого. Каждый из приехавших медиков являлся представителем собственной школы и основополагающей методики лечения, а ситуацию на фронте видел со своей точки обзора, по определению не всеохватной. Поэтому они в той или иной степени поддались общему заблуждению и ожиданию, что технические организационные проблемы будут решены в обозримом будущем наличными средствами. Краткое резюме Юдина в стиле «подмоги нет, и не будет» стало почти что шоком.