Юность кудесника - Евгений Лукин Страница 40

Объяснялось всё просто: почувствовав себя счастливцем, человек начинал жить по-другому и зачастую добивался успеха. Ничего особо волшебного в этом нет. Ещё в древние времёна было замечено, что, скажем, стоит женщине усложнить причёску, как характер её тоже усложняется. А тут не причёска — тут ладонь.

— И не ходи, — сказал Ефрем. — Не помогут. Случай не тот.

— Значит, всё-таки венец? — обречённо спросил клиент.

Портнягин насторожился.

— И ещё какой… — вздохнул старый чародей.

— Но снять-то — можно?

— Да можно… Всё можно… Дело, правда, непростое, прямо тебе скажу, недешёвое… Так что прикинь, подумай. Только не тяни, слышь! В твоём возрасте лучше это надолго не откладывать… Будь ласков, Глебушка, проводи…

Из прихожей Портнягин вернулся, клокоча.

— Опять наколол? — обратился он вне себя к Ефрему. — С венцом безбрачия… Ничего себе редкое явление! Это, что ли, мне по новой на диету садиться, пеший перекрёсток искать?

— Раз венец, значит обязательно безбрачия? — хмыкнул тот.

— А какой ещё?

— Венцов, Глебушка, — снисходительно пояснил колдун, — в нашем деле столько, что вешалки не хватит. Вот, скажем, венец честности…

— Эх, ничего себе! — ужаснулся Портнягин. — Даже и такое бывает?

— А ты думал! Знаешь, как люди маются? Ходит дурак дураком, пальцем на него показывают, обидные слова на заборах пишут. Лох, дескать… А он-то, может быть, и не виноват ни в чём. Порченый! Либо венец честности на нём, либо венец порядочности…

— Так это ж одно и то же!

— А вот не скажи, не скажи… Бывает, что и непорядочный, а честный.

— То есть как?

— А так, что сам честно признаётся: грешен-де, непорядочен. Словом, заруби, Глебушка, на носу: разные это порчи. Разные… И убираются они тоже по-разному.

— Например? — жадно спросил Глеб.

— Если, скажем, венец честности, как у этого Коли, инкассатора… ну, которого ты сейчас проводил… там чепуха: заказываешь ему на часочек сауну, причём так подгадываешь, чтобы и до него, и после него криминалитет купался… Наговариваешь воду в трёх бассейнах. Помылся порченый в каждом по очереди — пускай оботрётся новым полотенцем. А полотенце это надо отнести за город и бросить на лох серебристый… Ну, знаешь, деревцо такое кустистое… полынного цвета…

— Знаю, — сказал Глеб. — Воду как наговаривать?

— Обыкновенно. «Божья вода Вован, кликуха моя Колян. Лоха с себя смываю, крутой прикид надеваю. Ключ и замок».

— А венец порядочности?

— Ну, там малость посложнее. Улику нужно какую-никакую у следствия уворовать. Или там с ментами договориться, чтобы продали… Небольшую, желательно.

— Это просто, — заверил Глеб. — Дальше!

— Улику растереть в порошок — и пускай порченый его семь дней в вино себе подсыпает. Лучше в кагор. А наговор такой: «Пётр соборовался, народ собрался; глядят и ждут, когда понятые придут. Приведи, Пётр, и мне мою долю. Аминь. Аминь. Аминь».

— Поститься надо?

— Не обязательно. Обычно и так выходит. Правда, там другая закавыка: вещдок могут и подложный продать, с них станется. Пьёт-пьёт клиент кагор с порошком, а порча как была — так и есть. Поэтому, когда покупаешь, гляди на энергетику. Да и это тоже не всегда помогает. Какую вещь из ментовки ни возьми — любая отрицательно заряжена… Поди разбери…

К сожалению, беседа их была прервана на самом интересном месте. Кто-то деликатно постучал во входную дверь, затем осторожно её приоткрыл и не менее деликатно осведомился:

— Можно?

— Можно, можно… — ворчливо откликнулся старый колдун.

В дверном проёме прихожей показался долговязый детина с беспощадной челюстью и умоляющими о пощаде глазами.

— Вы Ефрем Нехорошев?

— Да вроде бы… Садись, мил человек…

Потёртое гостевое кресло оказалось для гостя маловато. Верзила поёрзал, не зная, куда деть колени и локти.

— Помогите! — бросив конечности как попало, слёзно попросил он. — Был у одной бабки, она меня к вам направила… Испортили тебя, говорит, милок, ещё в детстве. Ты-то, говорит, думал: воспитание, а оказывается: порча…

— Так…

— Сил уже моих больше нет! Вроде Богом не обижен, всё при мне, с тринадцати лет пулевой стрельбой увлекаюсь, работу хорошую предлагают…

— И в чём трудность?

— Клиентов жалко! — с надрывом признался бедняга. — Рука не поднимается! А вы, говорят, венец милосердия снимаете…