Мужчина апреля - Юлия Яковлева Страница 4

– Странный, – с готовностью отозвалась другая, сзади.

Согласна. Как будто я уже где-то видела это длинное тонкое лицо, острые скулы, впалые щеки, подбородок с ямочкой. Не похож на привычных жизнерадостных весенних календарных мужчин. Смотрит исподлобья, чуть хмуро из-под упавших на лоб длинных темных кудрей. Одет не в привычную черную учительскую униформу, а в белую рубашку, расстегнутую на груди. Портрет черно-белый, в ретростиле, непонятно, какого цвета у него глаза, видно только, что светлые. Наверное, серые или голубые. Теперь мы целый месяц повсюду будем видеть это лицо, оно станет частью пейзажа, мы постепенно перестанем его замечать. А пока у него есть имя, профессия, возраст. «Том, учитель, 19 лет», – сообщает постер.

– Опять учитель. Уже третий раз за год.

Календари – это всеобщее ежемесячное развлечение. У каждой есть мнение, как надо, как не надо. Кого отбирать. Кого – нет. Все замечено, принято к сведению. Сколько было блондинов, сколько брюнетов – все посчитано.

– Мне Январь понравился. Кузнец. Фартук, мышцы, огонь. Вот это я понимаю. А тут – щуплый… Мальчишка. Скоро что, совсем детей ставить начнут?… Я голосовала за другого, вот тот был настоящий викинг – блондин с вот такой бородой… – не унималась женщина, которая начала дискуссию – та самая, с противным голосом. Все горячо включились в разговор и реплики посыпались одна за другой.

– Зачем только сообщать имя и все остальное?

– А что?

– Мне нравилось, когда это была такая безымянная мечта. Тайна.

– Разве не приятно знать, что это – конкретный человек?

– Зачем? – снова вступила первая женщина. И раздраженно добавила: – Это все бред Греты. Точно. Это от нее пошло. Мужчины, их неповторимая индивидуальность, их права, бла-бла-бла. Скоро в календарь начнут и страшных совать, и жирных, и коротышек. – Она оглянулась за поддержкой.

Но реплика повисла. Такие темы могут привести к спору, спор – к конфликту, а конфликт вреден для общества. Все сделали вид, что не слышали. А та, что ляпнула, сделала вид, что ничего не говорила.

– О, вы в туфлях, – произнес кто-то позади меня. – А я дура. Надо было и мне туфли надеть. Ужас как ботинки надоели.

Лицо Апреля осыпалось пикселями. Голубая надпись сообщила: ожидание – две минуты.

– У нас в России длинная зима, – приветливо улыбнулась я.

Один из тех бесценных фактов, с помощью которых незнакомые люди поддерживают разговоры, демонстрирующие себе и окружающим: вот ты, а вот я, я тебя вижу, а ты видишь меня, и все мы славные люди, всегда готовые прийти друг другу на помощь. Если что. Хотя все знают, что никакого «если что» не случится. Москва – безопасный город, а в России, согласно статистике, 93,8 процента смертей – смерти от старости. Если, конечно, не учитывать мужчин.

Хоть взять вот эту очередь. Доброжелательные лица, спокойные взгляды. В осанке и жестах – довольство собой, своей жизнью. Мне захотелось рассказать этим чужим приветливым и милым женщинам, что нам сегодня выпал мальчик и, может быть, он, этот мальчик, окажется на календаре в каком-нибудь далеком будущем апреле. Никто из них не начал бы ахать или сочувствовать. Наоборот, меня бы по-сестрински поздравили, подбодрили. Многие даже радуются такой возможности: целый год получать зарплату госслужащей и при этом отдыхать от работы.

Опять брызнули розовые сердечки – Мужчина Апреля. Но теперь женщины на остановке готовы были делиться мнениями. И дискуссия вспыхнула по новой.

– Ну не знаю… Жидковат как-то.

– Вы думаете? Вроде просто худенький…

– Мужчина должен выглядеть как мужчина. Рослый. Чтобы мышцы были. Рельеф. А еще мне татуировки нравятся, очень они мужественно выглядят.

– У нас в отделе все дружно голосовали за другого. Как этот задохлик вообще прошел?

– Да ну, вы зря, этот тоже симпатичный. В своем роде.

– Да, вы правы, – поспешила согласиться любительница татуированных силачей, ибо в нашем обществе все открыты чужим точкам зрения и все уважают мнение, с которым не согласны. – Глаза красивые.

– По-моему, ракурс неудачный.

Уважают, конечно, уважают. Но покритиковать ведь тоже хочется.

– Согласна. Что за ракурс? Покажите уж задницу! Это же календарь!

– Они ему рубашку расстегнули. Почти видно живот.

Все философски умолкли, посмотрели на портрет под этим углом. Что в мужчине важнее: торс или задница? Вечный бытийный спор. Но экран опять моргнул. Апрель осыпался. Ожидание – две минуты. Снова Апрель. И дебаты возобновились:

– Будто из клиники выписали.

– Сейчас такое модно.

– У него и задница небось плоская. Схватить не за что.

– Зато он учитель, умный, наверное, наверное, с ним интересно разговаривать.

– Господи, о чем с мужиками вообще разговаривать?

Спор опять как-то неприятно закипел. Очередь это почувствовала. Я прямо слышала, как женщины дружно принялись соображать, как бы восстановить атмосферу благодушия, безопасности, поддержки.

– Верно, рот у мужчины должен быть занят! – задорно выпалила одна из них.

Не бог весть какой юмор, но все благодарно засмеялись.

Подошел трамвай. Вышла кондуктор в форменном жилете. Откинула ступеньку, выдвинула рамку сканера. Индекс массы тела. Женщины подходили по очереди, становились. Рамка издавала писк. Очередь двигалась. Встала и я.

– О, вы сегодня в туфлях, – улыбнулась кондуктор.

Веснушки, рыжая коса. Приятное лицо. Я улыбнулась в ответ. Сканер пискнул. Кондуктор скосила глаза на цифры у себя в планшете:

– Ой-ой. Небольшой переборчик.

Ее пальцы быстро забегали по буквам и цифрам.

– Этого не может быть! – запротестовала я.

Кондуктор показала экран. Перебор, да. Но я все равно сказала:

– Это какая-то ошибка.

– Да-да, – закивали, засмеялись в очереди. – Ага. Я ничего не сделала. Оно само.

Меня это здорово задело. Нечестно!

– Но я же проверила перед выходом! Я никогда не забываю такое! Я всегда знаю, сколько я съела и выпила.

Все опять засмеялись, кто-то меня подбодрил: мол, со всеми бывает, после выходных-то!

Кондуктор задорно ткнула: отправить. Мой телефон звякнул: пришла электронная квитанция. Шестьсот баллов.

– Будьте добры погасить штраф в течение семи дней, – с улыбкой напомнила кондуктор.

Я прошла в салон. На ступеньку встала следующая.

– Какая у вас красивая сумка, – сказала ей кондуктор.

У нее для каждой было что сказать хорошего.

Но шестьсот баллов! Этого не может быть. Это просто невозможно. Меня трясло от негодования. Я плюхнулась на сиденье. В окне мерцал экран. Апрель посмотрел на меня исподлобья.