Последний переход - Всеволод Глуховцев Страница 37

Разумеется, что так оно и случилось, – всегда каши опасения, черт бы их побрал, так и сбываются, со злорадной аккуратностью.

На следующий день, рано утром, группа и Мидовский снялись и ушли к Зираткулю. Беркутов незаметно поглядывал на командира и видел, что гот нервничает, хотя и старается не подавать вида. Но потом этот вид можно было подавать, можно не подавать – всё равно. Стало ясно, что с ушедшими случилась беда.

* * *

Спецназ не появился в точке встречи. Мидовский тоже не вернулся.

Началась тихая паника. В части замелькали какие-то незнакомые офицеры: капитаны, майоры, подполковники. У них были артиллерийские петлицы и действительные командировочные из соседних частей, из дивизии, из штаба округа – но Беркутов догадывался об истинной цели их визитов, и о том, кто они такие на самом деле. Они старались выглядеть спокойными, но за их наигранной невозмутимостью сквозило беспокойство. Командир в эти дни издергался, высох еще больше и, наконец, у него открылась язва желудка, и его увезли в госпиталь.

Пришел октябрь, но погода все стояла ясная, днем – безоблачная, ночью – звездная. Никаких дождей, никакой слякоти, только холоднее становились дни. Обязанности командира части исполнял зам, тоже подполковник – спал и видел себя окончательным шефом, но начальство решило иначе: был прислан новый командир, а чуть погодя – и новый особист. Куда делся прежний? Такой вопрос, разумеется, задавать было неприлично.

Не задавал и Беркутов. Но в душе его вызрело и твердо встало решение: идти туда, к Зираткулю, самому, одному.

Он совершенно осознавал всю нелепость такого решения, в том числе и то, чем оно может стать для его карьеры. Тем не менее, все ясно понимая, он уже точно знал, что он пойдет. И тянуть с этим нечего. Скоро ударят холода, а там снега – и тогда идти будет некуда.

Свободных дней у офицера в ракетной части немного, и вот, как нарочно, один такой выпал. Первое октября – запомнилось на всю жизнь. Не иначе – судьба.

Сергей освободился после боевого дежурства. Сдал свой пост сменщику – и можно идти отдыхать. Он и пошел: но не отдыхать, а как был, в тёплом полевом кителе, в фуражке, галифе, портупее, с пистолетом в кобуре – так и пошел прямо к Зираткулю.

Потом, вспоминая, он диву давался: в это невозможно было поверить!.. И все-таки это произошло. Ловко проскользнул незамеченным вдоль периметра – в лес, и к озеру, до которого было по карте километров пятнадцать.

Он шел, как автомат. Переставлял ноги, бездумно смотрел перед собой. Он, собственно, не знал, зачем идет. Таинственный Зираткуль, до которого вот уже полвека никто не мог добраться, влек его к себе с невероятной силою.

А его самого, лейтенанта Беркутова, силы начали покидать. Он заметил это. Но сжал зубы, собрался. Шел. Бессонная ночь… глаза слипались, хотелось просто упасть на землю и уснуть. Он шел и шел.

Через какое-то время он понял, что не дойдет. Стояло холодное осеннее утро, он уже толком не разбирал, куда идет: к озеру ли, нет. Да и теперь ему было все равно.

Последнее, что помнил он из этого похода, – кусты шиповника, какие-то удивительно знакомые. Он и удивлялся, напрягал память: где же видел их?..

Вот это бесплодное усилие памяти и оказалось последним. Следующее в жизни Сергея Беркутова – белый-белый больничный потолок.

* * *

Открыв глаза, Сергей долго и молча смотрел в этот потолок, а потом по сторонам. Палата. Закрашенное окно. Синее небо в клеточку – в окне над замазанной нижней частью.

И он лежал совсем один. Никого не было. Но потом, конечно, появились, мало того – забегали, засуетились вокруг, врачи и люди в штатском, аккуратные, улыбчивые.

Они принялись осторожно выспрашивать его, но он и вправду не помнил, что с ним произошло и сколько времени прошло… Он спросил об этом. Получил ответ, который его не удивил: прошло больше недели. Восемь дней, точнее, как его нашли лежащим по южную границу части.

Вот тогда он и вспомнил, что это были за кусты! Точно, они есть рядом с частью, с южной стороны. Так значит, он плутал по лесу замутненно, будто леший водил его кругами! Но он, разумеется, ничего не сказал о неудавшемся путешествии к озеру. Тихим, приличествующим больному голосом поведал следующее: сменился с дежурства, пошел домой, в общежитие. Почувствовал какую-то непонятную слабость, голова стала тяжелая… решил пройтись немного, развеяться… и все, больше ничего не помню.

Естественно, штатские так просто не отстали от него. Долго еще расспрашивали своими вежливыми голосами – по-разному, с уловками. А он, достаточно уже окрепший, тоже вежливо, но твердо повторял свой рассказ; да так оно, в сущности, и было, за исключением мотива – но в такую глубину души вкрадчивые люди в штатском, слава богу, заглядывать не научились.

Наконец Сергей окреп и выздоровел: спасибо молодому тренированному организму. Даже не простыл, хотя лежал невесть сколько времени на холодной земле. Ну а что касается психики… тут специалисты скажут. И врачи отводили глаза.

Специалисты сказали: комиссовать! К дальнейшей службе в рядах Вооруженных сил непригоден. Почему? Каков диагноз?.. Вот тут-то внятного ответа не прозвучало. Говорили что-то путаное про «посттравматический синдром», про необходимость отдохнуть… Беркутов ясно понимал, чем продиктована такая забота, но помалкивал. Психиатры возились с ним долго и придирчиво. Он охотно выполнял все их тесты, упражнения – и в один прекрасный день эскулапы осторожно согласились с тем, что проверяемый вполне нормален… за исключением недельного провала в памяти, с первого по восьмое октября. Что там было, выяснить не представлялось возможным.

Лейтенанта Беркутова комиссовали, он получил инвалидность второй группы и убыл по месту жительства родителей, в город Ленинград.

Ну, что было дома, когда Сергей вернулся!.. Вспоминать не хочется. Но прошло и это, охи-вздохи, причитания. Пережил. Надо было как-то устраиваться в этой жизни. Впрочем, Сергей точно знал, что он будет делать. Он подождет – лет пять. А может, больше. Может, десять, двадцать… Столько, сколько надо. Подождет и вернется туда, на Урал, к озеру Зираткуль, реке Кара-су и деревне Метеля – для того чтобы довести дело до разгадки.

Ну а пока пришлось приспосабливаться к жизни на «гражданке». Сергей встал на учет в районной артели инвалидов, и без работы, с его-то знанием электроники, не остался. Устроился мастером по ремонту телевизоров и только-только появившихся тогда видеомагнитофонов, чем немало попортил жизнь родителям, весьма чопорно относившимся к сословной чести. Но и это он спокойно пережил, тем более, что зарабатывать стал, к удивлению своему, много больше, нежели имел на армейской службе. А уж с началом перестройки и расцветом кооперативного движения!.. Сергей очутился на самом золотом дне, сам того не желая. То есть, неправдой было бы сказать, что он сознательно и гордо избегал денег – нет, он просто не стремился к ним, а они почему-то сами находили его. Но Сергей не зарывался, хотя, спору нет, и не отказывался – шестым чувством он безошибочно улавливал над собой присутствие недреманного ока, оттого и не суетился, жил тихо-мирно. Не женился, чем изводил мать, да и отца, наверное; правда, тот старался не подавать виду.