Город убийц - Наталья Точильникова Страница 37

— Пойдем, здесь есть еще одно интересное место, — сказал Эжен.

Мы шли к эпицентру взрыва. Наконец, я увидел оплавленную воронку и на дне ее большой деревянный крест.

— Осторожно спускайся, Анри, здесь каток, — предупредил Добиньи.

И вот крест возвышается над нами.

На верхней большой перекладине багровая надпись по-тессиански: «Да простит меня Бог». На малой: «Будут отомщены!»

— Почерк узнаешь? — усмехнулся Эжен.

— Да. Это я писал.

Все же мой почерк изменился за последние двенадцать лет. Стал менее угловатым и летящим.

— Эжен, я что это кровью писал?

Он кивнул.

— Конечно.

— Бог мой, какой романтизм! Все-таки мы были дети тогда.

Добиньи поморщился.

— По крайней мере, не циники. После этого ты и захватил «Анастасию». Через месяц где-то.

— Отомстил мирным жителям за гибель своих солдат. Они-то тут причем?

— Они жрали, жарились на пляжах и хлестали пиво, когда нас убивали за них. И никто слова не сказал в нашу защиту. Они кричали: «Да здравствует империя!» Ну, мы же террористы, туда нам и дорога. Мы мешаем им жить.

— Эжен, обыватели всегда так себя ведут. Ну, они просто нормальные люди, это мы шизанутые. И, может быть, наша задача и состоит в том, чтобы обеспечить им спокойное набивание животов и жарение на пляжах? Мы для них, а не они для нас.

— Ладно, не все сразу, — вздохнул Добиньи, — полетели обратно. Сейчас будет совсем холодно.

Температура уже упала градусов до пятнадцати. В гравиплане у Эжена были припасены куртки для нас обоих, и мы их накинули. Когда мы приземлились у виллы, был виден дух изо рта, и ручей, мимо которого мы шли несколько часов назад, подернулся тонкой ледяной коркой.

Итальянский пейзаж на стене исчез и сменился белым экраном с надписью: «Анри Вальдо, муж., 38 лет».

— Начнем с самых измененных участков, — сказал Адам. — Евгений Львович микрофотографии показывал?

— Да, что-то показывал, — кивнул я.

На стене возникла трехмерная сеть: толстые канаты нервов с грушевидными окончаниями-синапсами. Впрочем, окончания имелись не всегда: некоторые нервы просто обрывались.

— Картинка называется «старое кладбище», — усмехнулся Ершинский. — Это твой центр удовольствия, Анри. Да, постарался Евгений Львович. Потерто на совесть. Знаешь, как примерно это выглядело изначально?

Картинка на стене разделилась надвое, и справа появилась похожая сеть, но с огромными разросшимися синапсами.

— Эту картинку я, по-моему, видел, — заметил я. — Кокаиновая зависимость.

— Никотиновая, — хмыкнул Адам. — Это мой центр удовольствия. Но разница невелика: и то стимулятор, и то стимулятор.

— Кокаин опаснее.

— Спорное утверждение. Мне моды уже через день докладывают, что они отловили в легких очередную раковую клетку. И предупреждают, что еще немного и могут и не отловить. «Настоятельно рекомендуем прекратить употребление никотина. Иммунная система». Действует на нервы, честно говоря.

— Угу, — усмехнулся я, — и красная надпись: «Немедленно обратитесь к вашему психологу».

— Знакомая картинка, да? Надо почистить, конечно. А то сапожник без сапог. Но обращаться мне не к кому. Сам я себе это сделать не смогу. Можно, конечно, пихнуть программу в БПшник и залечь под него, но рискованно без внешнего мониторинга. Я бы предпочел, чтобы кто-то контролировал процесс. На имперские планеты мне лучше не соваться, я там в списках СБК. А у Махдийцев лечиться — так это лучше сразу пулю в лоб, чтоб не мучиться. У них же законодательство основано на Шариате, так что психокоррекция не развита. Они сами на Тессе лечатся, кто побогаче. А кого победнее, бьют плетьми.

Есть, конечно, Центральный Союз, где все зависимости снимают за один сеанс. Но до РЦС еще долететь надо, а на кого я вас оставлю?

— Востребованы услуги психолога в повстанческой армии?

— Еще бы, Анри! Еще бы! Нервы у всех на пределе, так что тех же зависимостей у каждого второго. Тот же Эжен в свое время попросил стащить его с кокаина, которым вы с ним баловались за компанию. Стащил. Но я не оставляю после себя такой выжженной земли, как Ройтман. Зато Эжену где-то приходится и на силе воли держаться.

— Евгений Львович перестарался?

— Да нет, для ПЦ это стандарт. Они же не верят в стойкость своих подопечных, так что стирают все подчистую. Если что-то останется, контрольная комиссия не примет. Я сам так делал, когда там работал. Частные врачи всегда применяют более щадящие методики.

— Я не помню контрольной комиссии…

— А вы с ней и не общались, скорее всего. Обычно, они микрофотографии смотрят: до и после. Хотя в твоем случае, конечно, могли и лично вызвать. Может стерли или заблокировали. Я пока подробно не смотрел. Ну, что, Анри? Здесь, я думаю, мы ничего не корректируем. Гипертрафированные синапсы удалены, переработаны модами, превращены в энергию. Нейронные связи подчищены. Кладбище и кладбище, пусть покоится с миром.

— Согласен, — кивнул я.

— Так, теперь память. Здесь Евгений Львович был подобрее.

— Действительно по-минимуму стерто?

— Стерто по-минимуму, но есть много изолированных участков. Вот, например, смотри.

Картинка на экране сменилась. Та же нейронная сеть, но с нормальными синапсами, меня еще Ройтман в Ценре научил отличать их от гипертрофированных. Только сеть обрывается, нет связей со следующим участком.

— Вот такая распаханная полоса, — сказал Адам. — Нейроны здесь живые, питание к ним поступает, информация сохранена, просто у вас к ней нет доступа. Связи обрезаны искусственно, разумеется.

— Их можно восстановить?

— Да, можно. Даже здесь можно, но с кондактином. Есть менее разрушенные участки, где связи частично сохранены, просто очень слабые. У вас, возможно, даже остались смутные или фрагментарные воспоминания. Там легче восстановить. Можно обойтись без сильных препаратов. КТАшника хватит.

— У тебя есть КТА?

— Обижаешь! У меня и кондактин есть. Конечно не та отрава под кодовым названием «смерть еретика», которую колют в ПЦ. У меня «кондактин-плюс», которым пользуются частные врачи. Он дороже, зато куда менее мучителен для пациента. Потерпеть немного все равно придется, но уж не так, как в ПЦ. Но уж мы точно не с кондактина начнем. Есть участки, с частично сохраненными связями, где вообще может помочь психотерапия. Точнее воспоминания свидетеля о том же событии. Это может дать толчок к восстановлению памяти. Но я должен тебя предупредить. И пусть Эжен сколько угодно кроет меня почем зря за это предупреждение. Я как врач обязан. Анри, большая часть заблокированных воспоминаний действительно травмирующая.