Русский клан - Виктор Косенков Страница 34

— Старый спор насчет эвтаназии? — улыбнулся Валера.

Игорь не ответил.

Новость, что Катя станет матерью, всколыхнула в их памяти студенческие диспуты. После того как деканат прозрачно намекнул, что не потерпит в стенах университета радикально настроенных эскулапов, им пришлось уйти в условное подполье. Когда об этом узнал старший Морозов, то едва не пооткручивал обоим головы. «Знать надо, где языком молоть!» — ревел он на весь дом.

На крыльце радостно вспыхнул фонарь. Валера толкнул створку, раздался тихий короткий скрип, и они очутились в душном тепле холла. Игорь запер дверь на замок и установил сигнализацию в режиме «Сон». В холле горели только бра. Старший Морозов, сидящий в гостиной напротив картины Моне, словно увяз в густом киселе темноты и света. Он смотрел на картину, висящую над догорающим камином, и что-то бормотал, словно молился.

Картина называлась «Дама с зонтиком», или «Мадам Моне с сыном». После того как ее украли в конце 1979 года из Вашингтонского национального музея, след полотна обнаружился в 90-е годы в России ельцинского периода. Тесть был фигурой откровенно шекспировского масштаба, и каким образом Юрий Павлович заполучил музейный экспонат, для всех оставалось загадкой. Семейная легенда упоминает о каком-то звонке из Кремля и долгом телефонном разговоре.

На фоне голубого неба была изображена женщина с зонтиком, в белом платье, трепещущем на ветру, а позади нее мальчик лет четырех. Небрежными мазками талантливый художник сумел передать детское любопытство ветра. Его голубые невесомые потоки окружали мадам Моне, заглядывали ей в лицо.

Аккуратно повесив дубленку, Игорь вошел в гостиную и тихо спросил отца:

— Папа, почему ты еще не ложился? Уже поздно. Все разошлись.

Отец повернулся и нахмурился:

— Где ты шлялся? Опять торчал в клинике? Совершенно забросил дела дома…

— Разве? — При слабом освещении было не видно, как поморщился Игорь. Отец в последнее время сделался особенно ворчливым и суровым.

— Ты не видишь даже того, что происходит у тебя под носом. Все должен контролировать я! Когда наконец ты за ум возьмешься?

Игорь покачал головой.

Фактически в доме все давно понимали, что настоящим главой дома был он, Игорь. Но старик упорно цеплялся за свой статус хозяина. Постоянно тыкал своего сына в какие-то просчеты, ошибки, промахи. Юрий Павлович упорно не отдавал младшему Морозову символ родовой власти — золотое кольцо с рунным рядом. Считал, что сын не готов. И хотя это была условность, но она обладала силой. Потому что если законы есть, то их надо соблюдать. Даже Игорь терпеливо сносил часто беспочвенные упреки.

Мужчины в тишине вышли из гостиной. Огарев задушил рвущиеся наружу слова утешения, понимая, что они только обидят Игоря. Только у лестницы он обнял его, хлопнул по плечу. Не расстраивайся, мол.

В молчании они разошлись, каждый в свое крыло.

Открывая дверь в собственную спальню, Валера обнаружил, что жена еще не спит, а нервно переключает каналы телевизора. В тишине, звук был убран, зло вспыхивал кинескоп. Лиде хотя и было уже сорок пять, но она не отекла и не огрузнела, а, наоборот, словно засушилась и выглядела стройной и подтянутой. Сейчас она сидела в ночном халатике в кресле перед телевизором и выглядела почти девочкой в мигающем свете экрана.

— Солнышко?

Лида вздрогнула и, увидев мужа, легко вскочила. Он окунулся в теплый, домашний ее запах. Прижался щекой к волосам.

— Что там внизу случилось? Опять отец кричал? — спросила она.

— Твой отец с Игорем сцепился. В общем, ничего необычного.

Она помолчала, только тихонько вздохнула.

— Досадно. — Лида присела на край не расстеленной кровати, укрытой богатым шелковым покрывалом.

Жена Валеры обожала рококо и, оформляя спальню, постаралась воссоздать присущие этому стилю излишества. Спальня была выкрашена в нежный фисташковый цвет, мебель подобрана белая. Все эти столики, шкафчики, креслица с позолоченными завитушками и обитые сизым шелком словно парили над полом. Просыпаясь в солнечное утро, Валеру иногда посещала мысль, что он заснул в музее. Это увлечение ему казалось женским вздором, и он в свое время решил закрыть на это глаза. Рококо так рококо. Хоть барокко. Огарев понимал, что втайне жена мечтает быть хозяйкой в своем доме. Как ни крути, а главная здесь толстушка Полина — жена Игоря. Лида элементарно отрывалась, оформляя их спальню.

Единственным ее настоящим страданием был отец. Обладая бесконечно мягким характером, она терпеливо сносила все его упреки, а он, чувствуя безнаказанность, словно специально тиранил ее больше всех.

— А ты как? — спросила Лида.

Ее черные глаза смотрели на него все с той же юной непосредственностью, которая его так тронула при первой встрече. Для него, студента-старшекурсника, она казалась недосягаемой звездой. Тихая, как омут, в бордовом длинном платье, черными волосами, смуглой кожей, она походила на испанку, чей темперамент скован жесткими правилами веры и этикета. В поношенной старой куртке, он казался грузчиком рядом с аристократкой и однажды на шумной студенческой вечеринке совершенно случайно узнал, что Игорь ее брат. Они были такие разные: Игорь острослов, шатен с зелеными глазами, а она — нежное существо, молчаливое и немного меланхоличное. Лида и сейчас такая же.

Валера подошел, присел и положил голову ей на колени.

— Нормально.

— А что там у Саши? — любопытничала Лида.

— Дочка его, похоже, рожать собралась.

— Рожать?! — В недоумении жена почти вскрикнула. — Как рожать?!

Через мгновение в ней проснулся врач.

— Почему она мне ничего не сказала?

— Да она и сама не знала, что случилось.

— Как не знала? Я же ей противозачаточные…

Она все поняла.

— Немедленно на осмотр. — Лида хлопнула ладошкой по краю кровати.

— Я думаю, она сама скоро к тебе придет. В любом случае.

Валера поднял голову и заглянул жене в глаза:

— А у тебя как день прошел?

Она пожала плечами и, немного помолчав, ответила:

— Нормально. На работе все было в порядке.

— А дома? — не унимался тот. Лида, опустив глаза, сказала:

— Все как обычно.

— Знаешь, не хотелось заранее говорить, но… — осторожно начал Валера. — Есть хорошее известие… У нас накопились деньги. И если все будет в порядке, то через некоторое время мы сможем построить свой дом. Сейчас можно купить землю и начать строительство, но закончить сможем не сразу. — И, понизив голос, закончил: — Мы сможем основать наш дом. Дом Огаревых.

— И ты все это время молчал?! — так же шепотом, распахнув свои черные испанские глаза, возмутилась жена.