Граждане Рима - София Мак-Дугалл Страница 32

Какое-то время он провожал Марка взглядом, а когда женщины наконец остановили выбор на гранатовом и аметистовом кольцах и ушли, прошел к дальнодиктору в задней комнате.

Марк не знал, где находится блошиный рынок, и поначалу просто шел куда глаза глядят, чтобы успокоить дыхание и пульс. Ошметки мокрой бумаги стали немного беспокоить. Марк засунул пальцы в рот, чтобы вытащить их, и обнаружил, что прокладка над верхней десной немного съехала вниз. Возможно, ее было видно, когда он говорил, а значит, то, что сказала девушка… Стоп, стоп. Хватит. Марк подумал о кровати, запертой двери и деньгах. Слипшуюся бумагу он выбросил.

Он не решался спросить, как ему пройти, однако нашел блошиный рынок без особого труда. Миновав темный купол храма, он оказался где-то довольно далеко от центра, за невыразительными, ровно подстриженными деревьями и рядами дымовых труб, а затем, решая, в какую из улочек, разбегавшихся от маленькой площади цвета паприки, свернуть, увидел далеко слева деловито снующую толпу, озаренную светом электрических фонарей. Марк направился туда и обнаружил, что улочка без видимых признаков перетекает в рынок: в первых рядах находились обеспокоенно выглядевшие мужчины и женщины, сидевшие среди товаров, разложенных на поддонах или лоскутах материи: тут были спички, часы, поделки из кожи и серебряные украшения. Дальше виднелась грубая кровля из пластика и гофрированного железа, нависшая над вешалками с цветастой одеждой, а на улице стояли столы со старыми книгами. Они были похожи на обметанный язык, высунувшийся из разверстого аркой рта большого здания цвета обожженного кирпича, гудевшего, как пчелиный улей.

Внутри проход запутанно ветвился между развешанными коврами, бочонками красных и желтых специй, горами фруктов, снова одеждой и рулонами поблескивающих синтетических тканей. Изначально рынок представлял из себя просто ряды, но теперь больше походил на хаотичный муравейник. В воздухе плавала приятно сложная смесь запахов соли и жженого сахара, обжаренных орехов, имбиря, лука и жарящегося мяса. Марк с трудом протискивался сквозь толпу.

Он не собирался специально разыскивать лоток с красными вазами, но несколько первых ювелирных палаток, мимо которых пронесло его скопище людей, были явно не то: здесь в основном торговали серебряными амулетами на кожаных шнурках. Затем ему попался лоток побольше — свет играл на камнях и сусальном золоте, — напоминавший уменьшенную и уцененную копию магазина, где Марк только что побывал. Янтарные кулоны свисали на серебряных цепочках вперемешку с гирляндами сережек, броши в виде пауков лежали на прилавке, были здесь и — Марк заметил их, пробиваясь сквозь толпу к лотку, — статуэтки в египетском стиле и целое семейство больших кроваво-красных ваз, похожих на жировики и выточенных то ли из мрамора, то ли из чего-то напоминавшего мрамор.

Прямо посреди палатки на деревянном стуле сидел мужчина, вытянув ноги. Грузный, с квадратными плечами, он выглядел бы неуместно среди такого множества тонких, блестящих вещей, если бы всем своим существом не выражал, что он здесь хозяин. Когда Марк вошел, он встал и испытующе посмотрел на него. Мужчина помоложе, смахивавший несуществующую пыль с одной из каменных кошечек, последовал его примеру. Марк вспомнил, что вытащил изо рта бумажные шарики, и немного попятился. Ему показалось, что он обнажил свое подлинное лицо.

— Это ты был в магазине у Гаурия, ты? Парнишка с яшмой?

— Да, — хрипло ответил Марк и прочистил горло. — Это мамино. — Он снова вытащил ожерелье. За ожерельем потянулся сардониксовый гребень, серебряные зубья которого запутались в зеленой нити. Марк украдкой отцепил гребень и сунул обратно. Вдруг его поразила мысль, что ожерелье, возможно, куда ценнее, чем он думал, возможно, это фамильная драгоценность императорской семьи, и люди знают его, разыскивают. Но о нем точно ничего не говорилось в газетах, и в любом случае теперь было поздно.

— Ага, — непринужденно улыбаясь, сказал Петр и кивнул. Он взял ожерелье и, пропуская его сквозь пальцы, стал переливать из руки в руку, как жидкость. — Мамино, говоришь. Очень хорошо. Очень тонкая работа. Твоя мама, должно быть, важная дама. — И он снова неторопливо оглядел Марка. Марку захотелось закрыть лицо растопыренными руками, как маской.

— Ну, не совсем, — ответил он, проклиная себя. Зачем он так раскрылся? Бусы с таким же успехом могли принадлежать сестре, бабушке.

— По крайней мере, была. Я так думаю. Может, она что еще что-то тебе дала? Присаживайся, поговорим.

— Нет, — сказал Марк. Каждая мышца его напряглась, словно умоляя бежать отсюда без оглядки.

— Ладно, — небрежно произнес Петр. — Двадцать сестерциев — устраивает?

— Я знаю — оно стоит гораздо больше, — с негодованием ответил Марк.

— Может быть, может быть. Но больше тебе за него никто не даст, — мягко сказал хозяин лотка. — При твоем-то виде. Не стоит риска. Конечно, если у тебя еще что-нибудь есть от этой твоей матери?

Но Марк едва слышал его. Он заметил еще один выпуск новостей, лежавший на полу рядом с керамическими кошками, смятое изображение собственного улыбающегося лица. Он больше ни секунды не мог сохранять спокойствие, зная дотошность Петра и стоявшего в двух шагах от него молчаливого помощника. Выхватив ожерелье из рук торговца, он пробормотал: «Не важно», — и нырнул в самую гущу толпы покупателей.

Пошатываясь, он нетерпеливо пробивался сквозь медленно дрейфующую толпу; лицо у него было влажное и холодное. Марк отер пот. Наткнувшись на кого-то, он нечленораздельно извинился и инстинктивно оглянулся через плечо. Сзади, в некотором отдалении, он увидел Петра, пробивавшегося вперед настолько целеустремленно, насколько позволяла толпа. Увидев, что Марк заметил его, он начал протискиваться вперед еще быстрее, спокойно прокладывая себе дорогу локтями.

На мгновение Марк застыл, как парализованный, впившись глазами в черно-белый снимок помертвелого лица в газете. Люди шаркали вокруг, вид у всех был непроницаемый. Тогда он ринулся вперед, увертываясь и пихаясь, со стиснутыми зубами выискивая бреши в толпе, как скалолаз ищет выемки на поверхности скалы. Это напоминало один из тех кошмаров, когда тщетно стремишься убежать от кого-то, а ноги словно налиты свинцом. Оба, выбиваясь из сил, задыхаясь, медленно преодолевали расстояние, которое всякий мог бы покрыть за несколько секунд, не будь здесь такой давки.

Затем шайка мальчишек перед Марком неожиданно подалась вправо, к продуктовому лотку. На какой-то момент это даже затруднило продвижение, но после них в проходе осталась зияющая пустота, позволившая Марку совершить рывок, перейдя на бег, пока толпа не сомкнулась за ним, как вода. Он продолжал пробиваться вперед и, к своему удовольствию, заметил, что вместо очередного лотка рядом с ним открылся другой проход. Марк свернул в него и пошел так быстро, насколько позволяла окружавшая теснота. На мгновенье Петр скрылся из виду.

Ряды лотков впереди мало отличались от остальных — кроме одного, который трудно было назвать лотком, скорее это была узкая зеленая матерчатая кабинка, разрисованная и с первого взгляда бросающаяся в глаза. Стоявший снаружи паренек что-то говорил, но Марк почти не обратил на него внимания. Заметив занавешенный вход, он тут же спрятался за ним.