Война с деревьями начнется тринадцатого - Дидье ван Ковелер Страница 32

– Священное дерево подпитывается жестокостью, которую испытывает на себе, – спокойно продолжает министр. – Мы не можем воздействовать на него насилием. Только чувствами. Чувствами самыми благородными, самыми сильными, на которые только способен человек. Как, например, безумная любовь отца, который жертвует собой ради своего ребенка. Мы напомним дереву, что человеческое существо – это не только опасный паразит. Что скажешь?

Я киваю, но у меня словно ком в горле. Когда он циничен и жесток, это меня мобилизует, я стараюсь вести с ним игру наравне. Но стоит ему прикинуться хорошим парнем, я теряюсь и забываю о бдительности. Точно так же, как с его сестрой. С той лишь разницей, что с Лили Ноктис мне удалось понять свою проблему: меня привлекают недоступные женщины, поэтому с ней я так уязвим.

А рядом с ее братом я постоянно испытываю какую-то тревогу. Мне хочется укрыться от его внимательного взгляда, словно он видит меня насквозь и подслушивает мои переговоры с собственной совестью. Прищурившись, Нокс настойчиво протягивает мне керамический горшок:

– Всемогущая любовь отца к своему погибшему ребенку. Согласен?

– Не знаю.

– Покажи себя достойным наследником этой любви. Посадив желудь у подножия дуба, ты исполнишь желание Вигора, который хотел загладить свою вину перед деревьями.

Я снова смотрю на Пиктона в ожидании подсказки. Сам-то я не знаю, как реагировать на слова Нокса. Но тщетно. Вольно или невольно, но профессор предоставляет мне выпутываться самому. Действовать по интуиции или по обстоятельствам, выработать собственное решение, сделать выбор и нести за него ответственность. Я все время жаловался, что Пиктон прилип ко мне как банный лист, но теперь должен признаться, что без него гораздо труднее. Даже если он делает это ради моего же блага, чтобы помочь мне обрести собственные крылья.

Я хватаю глиняный горшок. Какой смысл уклоняться, зачем? Я вздыхаю и с неожиданной покорностью говорю:

– Мы едем.

Оливье Нокс поднимает брови и, пряча улыбку, протягивает руку, чтобы потрепать меня по волосам. От его прикосновения я покрываюсь мурашками с головы до ног.

– Думаю, крепкий ночной сон не будет лишним, – усмехается министр, глядя на мою вышедшую из строя команду.

Он опускает руку в карман своего черного пиджака с зеленым кантом и вынимает смарт-карту с гербом Объединенных Штатов: надпись «Чёт и нечет» на красно-черном фоне.

– Я не ночую в Министерстве. Мои служебные апартаменты – в вашем полном распоряжении. Для тех, кто ценит интерьеры в спортивном стиле, мой предшественник сотворил настоящее чудо.

Я беру магнитную карту, стараясь скрыть охватившую меня радость. Раз Пиктон вышел из строя, может, я смогу вернуть на Землю Вигора – сюда, в его апартаменты, которые он так любил? Если так, то он единственный, кто может мне помочь. Такое впечатление, что Пиктон уже отслужил свое: он отсутствует, когда нужна его помощь, и уже не поспевает за развитием событий. Видимо, на каждом этапе жизни нужно менять ангела-хранителя.

– Но, если ты вдруг передумаешь, – продолжает Оливье Нокс, глядя, как я прячу в карман его карточку доступа, – шофер в твоем распоряжении, он отвезет тебя куда захочешь – к родителям или…

– Ко мне! – неожиданно раздается рев Пиктона в моих ушах. – К моей вдове! Немедленно!

Ага, заговорил все-таки! Притворяется мертвым, когда я зову на помощь, и оживает, когда ему нужно транспортное средство. Если так будет продолжаться, наши отношения быстро сойдут на нет. Я выстреливаю в него серией зверских мысленных образов, напоминаю ему, что он всего лишь плюшевый медведь, которого мне заблагорассудилось выкопать, и что я в любой момент могу его перезахоронить на первом попавшемся пустыре.

– Когда завтра утром будете готовы, закажи вертолет по номеру, который появится в твоем мобильном телефоне. У вас будет служба сопровождения и все необходимое снаряжение…

– Проспект Президента Нарко Третьего, живо! – Пиктон так надрывается, что мой череп вот-вот треснет. – Мне надо поговорить с Эдной!

Я делаю вид, что не слышу. Его жена овдовела пять дней назад, о чем он раньше думал? Я невозмутимо прошу Оливье Нокса об одолжении, но в ультимативном тоне. Если он хочет, чтобы я руководил операцией «Желудь», пусть сначала освободит и вылечит Дженнифер Грамиц.

Не требуя никаких объяснений, министр энергоресурсов сообщает оператору секретный код, и тот вводит его в компьютер. На одном из мониторов появляется логотип военного госпиталя, затем мозаика фотографий, из которой выскакивает фотография Дженнифер.

Мне приходится напрячь волю, чтобы не отвернуться.

Она лежит привязанная к кровати. Голова щетинится электродами, глаза закрыты, кожа усеяна наполовину вскрывшимися гнойниками. В уголках губ видны корочки, похожие на древесную кору, а лоб покрыт зеленым пухом, словно недавно засеянный газон.

– Твой отец обратил наше внимание на этот случай, – бормочет Нокс. – Я избавил ее от суда и поручил заботам врачей. Но помочь ей невозможно, увы, только побрить или постричь. Она почти превратилась в растение, Томас.

Я с трудом сдерживаю слезы при виде моей бедной подруги. Как недолго она радовалась красоте, которую я ей подарил. Всего тридцать шесть часов. И я даже не дал ей со мной пококетничать.

– Мне очень жаль, дружище, – сочувственно продолжает Нокс. – Вирус гриппа-V неожиданно мутировал среди молодых людей вашего возраста. Скорее всего, причина в половом созревании, этой гормональной революции, которая усилила эффект в несколько раз: началась спонтанная генетическая мутация клеток. Вакцина «Антиполлиноз» оказалась совершенно бесполезной. Врачи за это понесут наказание.

– А почему же я не заразился?

Он смотрит мне прямо в глаза. И едва открывает рот, как я уже знаю, что услышу ложь и постараюсь сделать вид, будто верю.

– Видимо, ты еще не вошел в переходный возраст, Томас. Или у тебя сильный иммунитет от природы. Или деревья тебя защищают, потому что ты смог расшифровать их послание, прежде чем оно стало ядовитым… И ты нужен им, чтобы расшифровать продолжение. Это теория твоего отца, и, может, так оно и есть? Результат налицо: ты относишься к двадцати процентам подростков, которых не затронула эпидемия.

Я скромно киваю. Я-то знаю, что устоял перед эпидемией лишь потому, что не сделал себе прививку. Разносчиком вируса является сама вакцина. Но я, конечно, молчу об этом. Ведь если все случившееся – не медицинская ошибка, то налицо попытка геноцида подростков. И член правительства не может об этом не знать.

Ужасная мысль молнией пронзает мой мозг, пока я смотрю в его глаза цвета лужайки для гольфа. А вдруг с самого начала он и его сводная сестра были пособниками деревьев? Может, растения завербовали этих двоих, чтобы лишить людей их человеческой сути? На самом деле процесс начался задолго до разрушения Аннигиляционного экрана. Нас стали контролировать с помощью мозговых чипов, отуплять обязательными азартными играми, примитивной идеологией, постоянным страхом, повсеместными репрессиями, запретами всех удовольствий, кроме тех, что связаны с физиологией, индустрией красоты и комфортом… В конце концов мы неминуемо должны были превратиться в овощи, занятые только истреблением друг друга.