Механическое сердце. Черный принц - Карина Демина Страница 31

Забыть.

Слабая кровь, порченая.

…он вечно хныкал и вытирал нос рукавом. Боялся теней. Плакал, пробираясь тайком в комнату Марты, и следовало бы одернуть, но Ульне предпочитала не замечать.

Сама ли она виновата в слабости сына?

– Фон Литтер богат, и род древний, хотя об этом он предпочитает не вспоминать.

Друг отца, дорогой дядюшка Ансельм, некогда частенько гостивший в Шеффолк-холле. Он появлялся в нарядном экипаже, и Ульне, прильнув к окнам, с завистью разглядывала и карету, и лошадей, и сбрую их. Особенно впечатляли алые плюмажи… а отец повторял, что деньги – пыль.

Главное – честь рода.

Дядюшка Ансельм возник и в день похорон. Черный костюм, черное драповое пальто с собольим воротником. Черная трость и черные скрипучие ботинки. Он взял Ульне за руку и долго, нервно говорил о небывалой потере для нее, о сочувствии… а потом предложил поддержку.

Не даром, конечно.

Ему не нужен был агонизирующий Шеффолк-холл, и драгоценностями Ульне он не бредил, но желал лишь ее саму.

– Девочка моя, – он наклонялся, прижимаясь к ней всем своим грузным телом, – ты же понимаешь, что пока я женат и о разводе не может быть и речи…

Его жена принесла ему суконную фабрику и старую мануфактуру, на которой производили конопляные канаты. А в перспективе грозила осчастливить несколькими заводами, которые фон Литтер уже полагал своими.

– …но после ее смерти, я клянусь…

Она отказала.

Выставила прочь. И дядюшка Ансельм, видать от расстройства, предъявил к оплате отцовские векселя. Чтобы рассчитаться с ним, пришлось продать оставшихся лошадей, матушкин рубиновый гарнитур и отцовские книги… что-то более древнее Ульне не посмела тронуть. Но ей пришлось бы, поскольку векселя появлялись вновь и вновь, а кредиторы устремились к дверям Шеффолк-холла вереницей, но спас Тедди.

– Привет, кузина, – сказал он, появившись в отцовском кабинете. Ульне раздумывала, что именно ей продать – прабабкину сапфировую брошь в виде букета незабудок или прадедов перстень с желтым алмазом, подозревая, что придется расстаться и с тем, и с другим, и со многим еще. – Помощь нужна?

Тедди сел на стол, и она разрыдалась. Тогда еще Ульне умела плакать. А он, обняв ее, пообещал:

– Никто не тронет тебя и этот чертов мавзолей, клянусь.

Тедди сдержал слово, кредиторы вдруг исчезли, а векселя вернулись к Ульне, и она развлекалась, делая из них кораблики… они хорошо горели. Дядюшка Ансельм больше не заглядывал в Шеффолк-холл, но на каждое Рождество по старой традиции присылал толстого гуся и бутылку вина. Ульне принимала.

…его жена умерла двадцать пять лет тому, сделав его свободным и богатым. Дядюшка Ансельм втрое увеличил состояние, полученное от нее, и женился вновь, естественно, с выгодой. Его новая супруга одарила дядюшку угольной шахтой и верфью… а ко всему – наследницей.

Ульне отправила на крестины кружевной чепчик и серебряную ложку с ангелом на черенке…

…двадцать три года прошло.

Девица выросла и, поговаривали, собиралась выйти замуж, но с женихом ее случилось несчастье: не то убит, не то пропал.

Ульне ей сочувствовала.

До недавнего времени.

– Ты видел ее в театре. – Она перебирала пряди волос, и Освальд, положив голову на ее колени, считал жемчуг…

…тот, другой, вечно простужался и кашлял, не в силах согреться, он жался к Ульне, и она накрывала его плечи пуховой шалью. Правда, шаль была старой и пух свалялся, почти не грел.

Марта же, связав очередной ужасающий шарф, кутала Освальда. И приносила с кухни теплое молоко, заставляла пить, рассказывала нелепые истории, которые принято рассказывать детям. Марту он слушал с куда большей охотой, нежели Ульне.

…эти истории его испортили.

И шарфы. И молоко…

– Та бледная девица с выпученными глазами? – уточнил Освальд.

– Да.

И вправду бледная, почти как ее мальчик. Совсем отвык от солнечного света, как и Тедди… Тедди, надо полагать, умер… впрочем, он тоже стал совсем-совсем чужим и о смерти его Ульне не сожалела. Порой ей казалось, что она утратила саму эту способность – сожалеть.

А девица… полноватая и обрюзгшая, а ей всего-то двадцать три года. Овальное оплывшее лицо с тремя подбородками, которые скрывают короткую шею. Ее нос велик, а надбровные дуги выступают, брови же срастаются над переносицей, темные, жесткие. Девица их выщипывает и пудрится, скрывая покрасневшую кожу. Ее рот капризно изогнут, а глаза пусты. Темные кабошоны в оправе редких ресниц.

– Если вы полагаете, что она станет хорошей женой…

– С нею ты получишь поддержку фон Литтера, а с ним и псы считаются. – Она захватила светлую прядь, потянула, заставляя Освальда запрокинуть голову.

…и все-таки похож.

Чем дальше, тем больше… быть может, просто собственный болезненный разум Ульне находит сходство там, где ей хочется, но… Тедди, пожалуй, следует сказать спасибо за такой подарок.

…Тедди забрал Освальда, сказав:

– Мальчишке нужна крепкая рука. Вы его избаловали.

– Если бы ты чаще появлялся дома…

– Дорогая кузина, – он поклонился, демонстрируя остатки хороших манер, – если бы я чаще появлялся дома, ты бы первой взвыла…

В тот раз он надел василькового цвета пиджак с подбитыми ватой плечами и узкие брюки, которые нисколько ему не шли. Франтоватый костюм этот донельзя раздражал Ульне.

– Ко всему, – на шее Тедди завязан был пышный шейный платок, заколотый рубиновой булавкой, – у меня нет никакого желания жить на погосте, и наш драгоценный дедушка, если помнишь, отрекся от меня, запретил появляться здесь.

– Деда уже нет. И отца.

– Верно, нет. – Тедди поклонился его портрету, пополнившему семейную галерею. – Но есть ты, его опора и надежда. Неужто ослушаешься?

…он научил Освальда лгать. И показал иную жизнь, которую до сего дня от мальчишки прятали за дверями Шеффолк-холла. Он пристрастил к игре, но… он же привел этого парня, тогда нелепого, угловатого и мосластого.

– Щенок тебе понравится, – сказал Тедди, наградив подопечного подзатыльником. – Позаботься о нем…

– Освальд…

– Он теперь Освальд. – Тедди смотрел в глаза, и Ульне выдержала взгляд. Из них двоих она всегда была сильней, и Тедди признавал это. Но на сей раз он не отступил.

– Кузина, – он сказал это и коснулся щеки, прикосновением подтверждая давнюю, не разорванную изгнанием Тедди связь, – я помогал тебе, никогда не прося ничего взамен. Но сейчас… позаботься о мальчике. Поверь, вы понравитесь друг другу.

И он оказался прав, неугомонный ее братец.