Осень Европы - Дэйв Хатчинсон Страница 3

Дариуш дотронулся до руки Руди. Тот заметил его обкусанные ногти.

– Волноваться не надо, – сказал Дариуш.

– Ладно, – сказал Руди.

– Такое случается все время.

– Со мной – нет.

Дариуш улыбнулся:

– Думай о нас как о государствах. Поляки и венгры – криминальные правители Европы.

– И болгары, – добродушно вставил Макс. Дариуш пожал плечами.

– Да, стоит включить и болгар. Мы обязаны все время посещать друг друга, проведывать, держать руку на пульсе, – объяснил он. – Это вопрос дипломатии.

– То есть то, что случилось в ту ночь, – дипломатический инцидент? – спросил Руди.

– Это было бы дипломатическим инцидентом, если бы не возобладал здравый смысл, – Дариуш кивнул на Макса.

– Ты не пьешь, – заметил Макс. Он посмотрел через весь ресторан на Михаля, который отреагировал как метрдотель-телепат и принес на стол чистую рюмку для Руди, после чего удалился за стойку. Макс наполнил рюмку водкой и сказал:

– Они просто хотели хорошо провести вечер, но не могли, потому что их все боятся.

– И я могу это понять, – сказал Дариуш. Он попробовал стейк, поморщился, взял бутылек с табаско и стряхнул на мясо пару капель. – Банда пьяных венгров, вооруженных до зубов, вваливается в рестораны и бары. Что еще остается думать?

– Верно, – согласился Макс.

– Если бы кто-то отреагировал слишком бурно, виноваты были бы только они сами, – продолжал Дариуш. Он снова попробовал стейк, и в этот раз мясо пришлось ему по вкусу. Он даже поднял вилку ко рту и с довольным видом начал жевать.

– А это никому не нужно, – сказал Макс. Видимо, его стейк тоже оказался удовлетворительным. Он приступил к еде.

– Вот именно, – сказал Дариуш. – Из-за такого пустяка может начаться война, – он посмотрел на Руди и наклонил голову набок. – Ты из Таллина, да?

– Я родился в Таэваское, – ответил Руди. – Но жил в Таллине.

– Никогда там не был, – Дариуш посмотрел на свою рюмку, но она была пуста. – Как там?

Руди наблюдал, как Макс наполняет рюмку Дариуша.

– Нормально.

– Для эстонца ты очень хорошо говоришь по-польски.

Руди поднял свою и осушил одним глотком.

– Спасибо.

Дариуш отложил вилку и разразился смехом. Он потянулся через стол и хлопнул Макса по плечу.

– Я же говорил! – сказал он. – Я же говорил?

Макс улыбнулся, кивнул и продолжал есть. Руди открыл «Выборову» и налил себе еще. Михаль рассказал ему, что Wesoły Ptak взял название из песни Евгениуша – одного из представителей богатой польской традиции социально-политического стихосложения, из числа тех, которые ненадолго приобретали известность, прежде чем спиться или получить пулю от ревнивого мужа или разгневанного любовника. Птица поет в клетке, и хозяева думают, что она счастлива, объяснял ему Михаль, но птица все равно сидит в клетке. Этот экскурс в историю поставил Руди в тупик.

– Мы обсуждали геополитику, – сказал ему Дариуш. – Интересуешься геополитикой?

– Я повар, – ответил Руди. – Не политик.

– Но у тебя же должно быть свое мнение. У всех есть мнение.

Руди покачал головой.

Дариуш с недоверием посмотрел на него. Поднял рюмку и сделал глоток.

– На прошлой неделе я видел по новостям, что в этом году в одной только Европе появилось двенадцать новых народов и суверенных государств.

– А через год большинства из них уже не будет, – сказал Руди.

– Вот видишь? – Дариуш с триумфом показал на него. – У тебя есть мнение! Я так и знал!

Руди вздохнул.

– Я знаю только то, что вижу по новостям.

– Европа напоминает мне ледник, – проговорил Макс, – от которого откалываются айсберги. – Он набил рот стейком по-татарски и жевал с довольным видом.

Руди и Дариуш долго смотрели на него. Затем Дариуш снова перевел взгляд на Руди.

– Неплохая аналогия, – сказал он. – Европа раскалывается на всё более и более маленькие государства.

– Квазинациональные образования, – поправил Руди. – Политии.

Дариуш фыркнул.

– Санджаки. Маркграфства. Принципалитеты. Земли. Европа проваливается обратно в восемнадцатый век.

– Тем больше территорий для вас, – заметил Руди.

– Территория все та же, – сказал Дариуш. – Больше бюрократии. Больше ограничений. Больше границ. Больше пограничников.

Руди пожал плечами.

– Взять для примера Гинденберг, – сказал Дариуш. – Интересно, как им было? Ложишься спать во Вроцлаве, а просыпаешься в Бреслау. Как им было?

Только это случилось не за одну ночь. То, что произошло с Вроцлавом, Ополе и городишками и деревеньками между ними, тянулось долго и тяжело, и, если следить за новостями, любому было очевидно, что для поляков вопрос еще не закрыт.

– Взять время после Второй мировой войны, – сказал Руди. – Встретились в Ялте Черчилль, Рузвельт и Сталин. Засыпаешь в Бреслау, а наутро просыпаешься во Вроцлаве.

Дауриуш улыбнулся и показал на него вилкой, словно уступая.

В разговоре возникла короткая пауза.

– У меня в Гинденберге живет кузен, – произнес Макс. Дариуш посмотрел на него.

– Раз уж мы об этом заговорили, – сказал он, – почему ты сам там не живешь? Ты же силезец.

Макс хмыкнул.

– Часто видишься с кузеном? – спросил Дариуш. Макс пожал плечами.

– Путешествовать трудно. Визы и так далее. У меня польский паспорт, он – гражданин Гинденберга.

– Но он тебе звонит, да? Пишет имейлы?

Макс покачал головой и пророкотал:

– Политика польского правительства.

Дариуш показал на Руди:

– Вот видишь? Видишь, какую боль это причиняет?

Руди налил себе еще, подумав, что разговор вдруг принял очень специфический оборот.

– И как, – сказал Дариуш Максу, – давно ты выходил на связь со своим кузеном?

– Давно, – задумчиво согласился Макс, словно это не приходило ему в голову. – В наши дни даже почте нельзя доверять.

– Возмутительно, – пробормотал Дариуш. – Возмутительно.

Руди допил и встал, решил посмотреть, что случится.

Случилось только то, что Дариуш и Макс продолжали смотреть куда-то вдаль, задумавшись о несправедливости ситуации с Гинденбергом и отношения Польши к нему. Руди снова сел и взглянул на них.

– И вот они мы, – сказал он наконец. – Два человека с польскими паспортами, которым трудно получить визу, чтобы попасть в Гинденберг. И один эстонец, который может перейти границу практически без помех.