1971  - Евгений Щепетнов Страница 3

– Пострелять пришел, – пожал я плечами. – Захотелось вот потренироваться.

– Вот так просто – взять и потренироваться! – ухмыльнулся Аносов. – Тебе лет-то сколько? Сорок пять? Полтинник? Выглядишь ты крепким парнем. Ну и зачем тебе на пенсии стрелять? Небось так уже настрелялся – аж тошнит! Нет?

– Я не знаю, – начал я излагать свою легенду. – Я не помню, кто я такой и откуда взялся. Нашли меня на дороге, ночью, голого. Отвезли в милицию, потом сдали в дурдом. Там обследовали и пришли к выводу, что я нормальный. Вот только не помню ничего – кто я и откуда. В дурдоме познакомился с женщиной… врачом. Она взяла меня к себе жить. Паспорт мне выдали – не может же советский гражданин ходить по миру без паспорта и прописки. Еще в дурдоме я начал писать книги, и вроде как получается. Издают в Москве. Ну и вот захотелось мне пойти в тир и пострелять. Сам не знаю – почему. Ну… вот и все.

Аносов посмотрел мне в глаза – секунды три не отрывал взгляда. Только щурился. Потом пожал плечами:

– Всякое бывает. Лечиться не пробовал? Память возвращать?

– Пробовал. Моя сожительница – врач-психиатр. И гипноз пробовали, и лекарства всякие. Нет, не получается.

– О! Чайник вскипел! – театрально воскликнул Аносов и пошел к плите. Через пару минут передо мной стоял стакан в подстаканнике, как из поезда, – с густой заваркой. На столе – печенье, апельсиновые карамельки и сахар-рафинад. Я с удовольствием отхлебнул из стакана, с хрустом отгрыз от кусочка сахара. Хорошо! Когда тебе полтинник, ты начинаешь по-другому смотреть на жизнь, ценить маленькие удовольствия, радоваться каждому прожитому дню. Для себя я давно уже решил – жить надо именно так. Прошел день – я сыт, крыша над головой, тепло, есть чем срам прикрыть, – вот и слава богу. В мире много людей, которые и того не имеют. Так что грех жаловаться на судьбу.

– Зачем тебе стрельба? Стрелять так, как ты, мало кто может. Я в этом разбираюсь. И зачем тебе еще жечь патроны? И кстати – я тебя нигде не видел? Лицо уж больно знакомое. Ангола? Вьетнам?

– Я не помню. Думаешь, я вру?

– Не знаю. Может, и врешь. – Аносов криво усмехнулся. – Понять бы еще, зачем.

Он замолчал, задумался, помешивая ложечкой в стакане. Чаинки кружились в коричневой жидкости, как черный снег. Это завораживало, как и стук ложечки по стеклу – дзынь-дзынь… дзынь-дзынь… Что Аносов там себе решал – не знаю. Почему-то мне было рядом с ним спокойно, хорошо. В парке тихо – сезон закончился, закрыли аттракционы. Ноябрь. Теперь по дорожкам ходят только редкие парочки, в основном пожилые – воздухом подышать, на хлопотливых белок поглядеть, покормить. Да мамочки с колясками, это неугомонное, невероятно активное племя. Они всегда и везде, и не стой на пути их дитяти – сомнут, разорвут, затопчут коляской!

В тире еще тише. Из окна, закрытого толстенной решеткой, сочится неяркий ноябрьский свет. В углу стоит электрический масляный обогреватель – наверное, отопление еще не дали.

Аносов перехватил мой взгляд, пожал плечами:

– К сезону не подготовились, мерзавцы! Котельную вовремя не запустили. Вот разморозят систему, я на подлецов в прокуратуру заяву подам. Алкашня, сволочи! Моя б воля, я бы их просто к стенке! Без суда и следствия! Ненавижу ворье и алкашню! Сам-то не пьешь? – внезапно переменил он тему.

– Нет, не пью, – сказал я, едва не ляпнув: «Теперь не пью». Да, выпивал – иначе никак, слишком много на душе. Забыть хотелось. Только вот откуда я знаю, что ТЕПЕРЬ не пью, если не помню своего прошлого?

– Так ты не ответил – зачем тебе стрельба? В соревнованиях ты участвовать не собираешься, уверен. А тогда зачем жечь патроны?

– Хочу. Тянет меня к стрельбе! Видимо, в прошлой жизни был или военным, или спортсменом-стрелком. Не могу без этого. А на соревнования… знаешь, если это так уж нужно, я бы, может, и съездил. Почему бы и нет? Только тут ведь детско-юношеская стрелковая школа?

– Не только. В тир приходят тренироваться и милиционеры. Со своим оружием, правда. И взрослые спортсмены – у нас есть своя команда. И если ты захочешь участвовать в соревнованиях – запросто можешь это сделать. Только вот стиль стрельбы у тебя… хм… не спортивный. Где учили? Ах да… забываю. Ладно, писатель Михаил Карпов. Приноси паспорт, приму тебя в секцию. Постреляешь. Сегодня среда, давай так – по средам и пятницам. В эти дни народа меньше. И вопросов меньше. Хотя по большому счету – какая разница? Хм… ну и спросят, и что? Принял я человека в секцию – кому какое дело? Главное, чтобы документы были в порядке. А они в порядке?

– В порядке. Паспорт выдали после дурдома.

– А вот про дурдом больше никому не говори! – Аносов вдруг хохотнул. – Чревато! Скажут – Аносов сумасшедшему оружие доверил. А оно мне надо? Нет, не убеждай – я жизнь прожил долгую, людей чую. И своих людей чую. Ты такой же, как я, и, возможно, мы с тобой рядом воевали, даже виделись. И не сумасшедший ты. Кстати, принеси книжку с автографом! Я так-то фантастику люблю читать. Только сразу предупреждаю: если книжка говно, я тебе так и скажу. Не буду врать.

– Так и скажи. Если правда, почему бы и ее не выслушать? Кстати, паспорт у меня с собой. Запишешь? И вот еще что – мало я пострелял. А револьвер у тебя есть? Из револьвера тоже хочется.

– Не… револьвера нет. «Марголины», целевые пистолеты, винтовки обычные и целевые. Кстати, ты с ортопедической рукояткой стрелял? Ладно, ладно – ты всё забыл! Давай паспорт.

Из тира я вышел через час, где-то около полудня. Настрелялся всласть. В ушах аж звенело. Звук от «марголина» не такой громкий, как от того же «макарова», но в закрытом помещении глушит только так.

На улице холодно. Мороза еще нет, ноябрь выдался теплый, но тучи, дождь накрапывает, ветер несет грязные мокрые листья. Ну почему всегда так грязно, так отвратительно в осеннем городе? Или это только в этом городе так гадко?

От парка до места назначения идти недалеко, но зачем топать по лужам и принимать за шиворот горсти дождевой воды? Если у тебя есть машина. Пусть даже и такая, как «Волга». Все равно в ней сухо, тепло и даже уютно. Движок урчит, сиденье греет задницу, «дворники» елозят по стеклу, пытаясь побороть ледяные капли. Скоро ударят морозы, точно. Перед морозами льет минимум неделю, а потом – рраз! И земля как из бетона. Замерзла.

Спортзал, принадлежащий обществу «Динамо», располагался в старом здании с синей вывеской. Типичный спортзал, каких я помню не один и не два. Зал, покрытый плотным борцовским ковром, запах пота, дерева, железа. Знакомый до боли запах юности – в таких залах я провел много, очень много времени. Я ведь рукопашник, начинал с дзюдо, потом перешел собственно на рукопашный бой, спецсистему – это уже в армии. Ну и потом продолжил – занимался при первой возможности. Если не воевал. Когда ты на войне, тебе не до упражнений. Доползти бы до раскладушки, влезть в спальный мешок (если холодно) и забыться тяжелым сном. И спать как можно больше – в запас, потому что может случиться так, что потом поспать не скоро удастся.