Сверхдержава - Андрей Плеханов Страница 29

— Просто я — иностранец, — тихо сказал Шрайнер. — Иностранец, черт подери. Чужой. И мне должно уделяться пристальное внимание. Вот милиция и присматривает за мной. Все иностранцы в вашей стране находятся под надзором. Вы об этом не знаете?

— Какая чушь! — Таня рассмеялась, тряхнула головой. — Это у вас там так считают, за границей? Происки российских спецслужб и так далее? Я уже слышала всю эту чушь! Вы даже представления не имеете, сколько у нас в России иностранцев! Из любых стран! Из бедных стран и, как вы их называете, «развитых». Если за каждым иностранцем вести надзор, придется задействовать половину страны.

Значит, я — не каждый! — упрямо заявил Рихард. — Я тот самый особый иностранец, к которому должен быть приставлен надзор. Да что я говорю? Собственно, его уже приставили. Вот вы, Таня, разве вы — не особая форма надзора?

— Я смотрела много ваших зарубежных фильмов, — сказала Татьяна, глядя прямо на дорогу. — Так вот, уважаемый профессор, если бы кто-нибудь из ваших мужчин сказал бы такое какой-нибудь из ваших девушек, он непременно получил бы от нее пощечину. Говоря по-русски, по морде. То, что вы сказали, — оскорбительно, герр Шрайнер!

— Ну так дайте мне по морде!

— Не могу! — сказала Татьяна с некоторым отчаянием. — Очень хочется, но не могу!

— Сочувствую. — Шрайнер откинулся назад в кресле, достал сигарету. — Объясните тогда мне, старому ослу, зачем человеку, хорошо знающему русский язык, не раз бывавшему в Москве, гид-переводчик?! Я ничего не имею против вас, Танечка. Вы мне даже нравитесь! Но вы представить себе не можете, как нелепо для европейского, привыкшего к свободе человека все время находиться в обществе специально приставленной особы…

Таня затормозила настолько резко, насколько это возможно было сделать на эмобиле, снабженном системой плавного торможения. Профессор едва не ткнулся лбом в стекло, выронил сигарету.

— Это я — особа?! — прошипела Татьяна, как разъяренная кобра. Шрайнер не верил своим ушам. Истинная, неподдельная, плохо контролируемая ярость звучала в ее голосе! — Вы что, полагаете, что мне доставляет огромное удовольствие таскаться летом по Москве с иностранцем — вместо того, чтобы проводить время в свое удовольствие на даче? Вы сами виноваты — указали в анкетах, что вы профессор и едете сюда с научными целями! Естественно, у нас решили, что вы крайне важная персона и вам требуется сопровождающий! Нет бы написали, что вы обычный человек и едете развлекаться, фотографировать сибирскую тайгу и пить посольскую водку. Никто бы на вас и внимания не обратил!

— Я вообще не профессор! — заорал Шрайнер. — Я учитель, простой учитель!

— Так вы еще и обманщик?

— Никого я не обманывал. Я учитель. Во всех ваших чертовых анкетах я так и написал! Но кто-то там из ваших наверху решил возвести меня в ранг профессора. С этого вся чертовщина и началась! Ну что я могу поделать?

— Извините. — Таня уже успокаивалась, ехала ровно, не выбивалась из ряда. — Это какая-то ошибка. Может быть, сбой компьютера…

— Компьютер, говорите? — Рихард скептически усмехнулся. — А милиционер этот в телефонной будке? Он тоже из компьютера?

— Что вы там такое делали в этой будке? Шпионили?

— Я просто разговаривал, — устало сказал Шрайнер. — Пытался поговорить с человеком, которого знал когда-то. Я не знал, жив ли он. Оказывается — жив. Только, знаете… Мне показалось, что я говорил с мертвецом. Или с тем, кто отчаянно притворяется трупом.

— Не понимаю…

— У вас такая хорошая фамилия — Аксенова. Она вызывает у меня ностальгические воспоминания. Вы знаете такого писателя — Василий Аксенов?

— Нет. Не знаю.

— Вы вообще никогда не слышали о таком?

— Нет.

— Он пишет уже много лет и очень популярен на Западе. Он — потрясающий писатель! Десять лет назад он считался одним из лучших русских авторов. А теперь в ваших магазинах я не увидел ни одной его книжки.

— Значит, нашим людям не нужны его книги.

— У него есть очень хорошая книга. «Остров Крым». Он угадал тогда многое из того, что происходит у вас сейчас. Он написал ее… Когда, кстати? В семьдесят девятом году, кажется. Или в восьмидесятом. Россия тогда еще была частью Советского Союза.

— Какая древность!

— Это для вас древность. А я хорошо помню это время. Это называлось эпохой «развитого социализма». Вы что-нибудь знаете об этой эпохе?

— Ну да. Что-то там… — Таня неопределенно помахала рукой в воздухе. — Я уж не помню. Я не специалист по истории. Это при Сталине было?

Шрайнер удрученно качнул головой и полез за сигаретами. Пачка оказалась пустой.

— Остановите! — сказал Шрайнер. — Остановите здесь, пожалуйста.

— Зачем? Я везу вас в гостиницу.

— Сигарет мне надо купить! Понимаете? Сигарет! В гостинице они стоят бешено дорого. А я — не миллионер. Я зарабатываю в два раза меньше вашего прожиточного минимума. Мне деньги надо экономить!

Татьяна сжала губы, свернула к тротуару — в который уже раз за сегодняшний день. Немец выскочил из машины, хлопнул дверью, заковылял к магазину, как журавль с подбитой ногой.

Татьяна положила руки на руль, опустила голову. Она устала. Этот немец был не так мерзок, как Курт. Пожалуй, Рихарда можно было даже назвать хорошим человеком, насколько это понятие было вообще применимо к иностранцу. Но он нарушал ее душевное равновесие — и даже не постоянно прорывающейся агрессивностью, естественной для любого иностранца. Ей начало казаться, что он знает о жизни в ее стране что-то такое, чего не знает она сама. Этот человек будил в ней то, чего она не испытывала давно — может быть, лет с десяти. Любопытство. Просыпающееся любопытство вызывало неприятный зуд в душе. Любопытство было бессмысленным атавизмом — желанием узнать то, что не положено. И все же чувство это не проходило.

Немец не возвращался. Бегал по магазинам, наверное. Сигареты продаются не в каждом магазине. Что за дурацкая привычка — вдыхать ядовитый дым? Вот русские не курят…

* * *

Татьяна вздрогнула и подняла голову. Господи… Похоже, она задремала. Где этот неугомонный Шрайнер?

Она посмотрела на часы. Целый час прошел! Где немец?!

Таня вышла из машины, сделала несколько шагов по направлению к магазину. И вдруг передумала искать Шрайнера. Все и так стало ясно. Она села на сиденье, нажала на кнопку связи. На экране возникла твердокаменная физиономия офицера. «Тормоз, наверное. Все они — тормоза».

— Это Аксенова. Я сопровождаю Рихарда Шрайнера…

— Я знаю.

— Он пропал куда-то!

— Каким образом? — Надменные губы офицера едва шевельнулись.

— Ну так. Вышел из машины на проспекте Вернадского. Сказал, что пошел за сигаретами. И не вернулся.

— Он совершал какие-то необычные действия?