Диверос - Евгений Клевцов Страница 28

– О, он уже очень старый! – рассмеялась Сигилль. – Помнит еще мои детские слезы и вечные скандалы с матерью. Сколько я не пыталась научиться, мне удавалось извлечь из него только странные звуки, но никак не музыку. Мы привезли его из Ольферта еще до рождения Фремм. Держали дома, как украшение, пока однажды дочка не услышала случайно, как звучат струны, и буквально загорелась мыслью научиться играть. Эльдрик даже нанял ей учителя – саллейда.

– Это очень заботливо с его стороны.

– Да уж. Он такой… заботливый.

– Ведь этот двор с цветами для вас тоже обустроил он?

– О, да, мы с Фремм… как раз уезжали на несколько дней. Он поехал за нами. И когда я зашла во двор, который еще недавно видела серым и раскисшим, увидела все эти цветы, то просто расплакалась!

Она оглянулась вокруг, словно оживляла в памяти этот момент. И вдруг услышала:

– Сигилль, что вы чувствуете к своему мужу?

Вопрос был задан мягко, но несколько неожиданно. В удивлении Сигилль взглянула на Мэй Си. Та сидела напротив и не отрываясь смотрела ей прямо в глаза. Что-то в ней изменилось. Этого не было заметно внешне, но женщина почувствовала, словно ее обдало ледяным ветром.

– Что? – в недоумении спросила она.

– Что вы чувствуете к своему мужу?

– Мэй Си, что это за вопрос? – она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла скорее растерянной. – Ну, конечно, я его…

– Сигилль, до этого момента вы мне говорили правду. Сейчас собираетесь солгать. Не нужно.

– Мэй Си…

– Вы давным-давно не делите с Эльдриком ни постель, ни жилье, ни собственную жизнь. Живете не просто в отдельной комнате, а в отдельном доме, практически не встречаетесь с ним и не знаете, что у него происходит. Это очень хорошо было заметно за вчерашним ужином – у вас не было ни одной общей темы для разговора. Вы напрягались всякий раз, когда он начинал говорить. И ничего не пили. А еще вы несколько раз за ночь проверили замки на дверях. Между вами нет не только любви и доверия – вы смертельно его боитесь.

– Я…

– Хуже того, вы заражаете своим страхом и дочь. Ничего не объясняя ей, вы стараетесь оградить ее от общения с отцом, не думая о том, что она не понимает причин вашего поведения. Это уже привело к тому, что она разрывается между внушаемым вами страхом, добротой отца, которую видит, хотите вы того, или нет, и привязанностью к вам обоим. Пока ей удается сохранять неустойчивое равновесие, но надолго ли? То, от чего вы хотите ее уберечь, по вашему мнению, настолько хуже? Что же это?

– Хватит! – Сигилль рывком поднялась со скамьи. – Ни слова о Фремм! Я готова терпеть вас в этом доме, но не позволю шпионить за нами! И если я хоть раз замечу вашу слежку, или если хоть кто-нибудь из вас троих приблизится к ней или ко мне… только приблизится, не говоря о том, чтобы попытаться заговорить – я найду от вас защиту!

Взмахнув рукой, так резко, что несколько алых цветков полетели на землю, сбитые со стебля, она указала на большой дом:

– Вы меня поняли?! А теперь – убирайтесь отсюда! Лезте куда хотите: в подвал, на чердак, в помойную яму, крысам вроде вас там самое место. Но не в нашу жизнь!

Мэй Си не двинулась с места.

– Хорошо. Тогда уйду я!

Сигилль повернулась спиной. Она уже успела сделать пару быстрых шагов, когда услышала:

– Вы не просто уезжали отсюда с дочерью. Вы бежали вместе с ней. Не помня себя от страха за свою и ее жизнь. Бежали в единственное место, где, как думали, сможете найти помощь и понимание. В Ольферт, к своим родителям.

Сигилль резко остановилась, словно налетев на невидимую стену.

– Вы умоляли их о защите, просили только об одном – позволить укрыться от мужа, который вскоре повсюду начал бы искать вас с дочкой. Они выслушали вас, успокоили и обнадежили. И в тот же день тайно отправили сообщение Эльдрику.

Мэй Си увидела, как кулаки женщины сжались, с такой силой, что побелели пальцы.

– Он приехал через некоторое время. Совсем другой, убитый горем и раскаянием. Стоя на коленях, он молил вас о прощении и заклинал вернуться. Клялся, что прошлое никогда больше не повторится. А когда замолкал он – начинали говорить родители. Вы не рассказали подробностей, поэтому они считали причиной произошедшего обычные житейские неурядицы, которые случаются в молодых семьях. И, в конце концов, вы уступили. Но не потому, что согласились с ними, и не потому, что простили его. Вы просто поняли, что вам больше некуда пойти. Последние, кому вы верили, предали вас.

Сигилль медленно повернулась. Подбородок ее дрожал, а в глазах блестели слезы. На какой-то момент она словно бы вернулась на тринадцать лет назад, снова став той молоденькой отчаявшейся во всем девушкой со спящей дочкой на руках.

– Он обещал, что никогда никому не расскажет об этом… – прошептала она.

– Он сдержал слово.

– Откуда вы знаете все это?

Мэй Си сняла перчатку и, склонившись, подняла с земли оба цветка, случайно сорванные со стебля гневным жестом Сигилль.

– Вернувшись, вы проводили на этой площадке много времени, наедине со своими мыслями и цветами. Порой вы доверяли им все, что скопилось у вас на сердце. Иногда вы разговаривали с ними. А иногда – просто плакали. Вам казалось, что они слушают, и становилось легче.

Разжав ладонь, Мэй Си тихонько подула на нее, сдувая легкую пыль – все, что осталось от еще недавно свежих и ярких лепестков. Затем она снова надела перчатку и посмотрела на все еще стоящую неподвижно Сигилль:

– Вы были правы. Цветы действительно все слышат и помнят. Только они не могут вам помочь. А я – могу. Но для этого мне нужно знать правду. Поэтому я снова спрашиваю вас: что вы чувствуете к своему мужу?

Сигилль проводила глазами серое облачко, растворившееся в воздухе. Затем она вернулась к своему месту, которое оставила минуту назад, и, сев на скамейку, положила руки на стол.

– Хотите знать, что я чувствую к своему мужу? – тихо спросила она. – Я его ненавижу.