Работа над ошибкой  - Орсон Петерсен Страница 25

– Как тебе угодно.

– Тогда, до связи, Вергилий. Нет, Мефистофель. Или Вергилий все-таки?

– Будь здоров, Эмиль!

Времянкин вылил воду из стакана, достал конька и хорошенько просушил советника полотенцем. Хвост конька распрямился и сам он полностью окаменел, сделавшись снова неживым.

Мальчик почистил зубы, умылся и вышел из ванной комнаты. В квартире было тихо. Из гостиной в коридор проникал тусклый свет от настольной лампы. Эмиль на цыпочках добрался до своей комнаты, вошел и закрыл двери.

Он поставил стакан на стол, сунул булавку под подушку, достал из собранного к школе рюкзака тетрадь и пенал. Выдернув из середины тетради три листка бумаги, Эмиль взял шариковую ручку и вытащил из нее стержень. Затем вытянул зубами пишущий наконечник из пластиковой трубки и посадил на бумагу несколько чернильных клякс. Времянкин не заметил, как в комнату заглянула Алена.

– Не спишь еще? – прошептала она.

От неожиданности Эмиль вздрогнул.

– Фух. Напугала.

– Извини.

– Собираюсь ко сну, – вполголоса ответил мальчик.

Он незаметно прикрыл запятнанные листы тетрадью и принялся заводить будильник.

– Ты с кем-то разговаривал в ванной?

– Да, я говорил по телефону.

– Не с Василисой, случайно?

– Нет. Я помню про твою просьбу. Не переживай. Как только, так сразу.

– Ладно. Мы не решили с документами.

– Рано утром мне придется сходить кое-куда. По этому поводу как раз. Обещали помочь.

– Хоть бы. Спокойной ночи.

– До завтра, сестренка.

Алена закрыла дверь и ушла к себе. Эмиль поставил часы на стол, выключил лампу и лег спать.

* * *

Ровно в шесть утра зазвенел будильник. Времянкин вскочил с дивана, нащупал в темноте трезвонящий механизм, прижал пальцем резвый молоточек и отключил хронофор. В квартире немедленно установилась тишина, сопровождаемая тиканьем часов. Эмиль смачно зевнул и протер глаза. Примерно минуту он просто стоял в центре комнаты, почесывая плечо. Внезапно на кухне завел свое дребезжание холодильник. Ззззззжжуаз з з ижзз ззрхрхрхрх. Эмиль включил настольную лампу и засобирался, стараясь не шуметь. Быстро одевшись, он взял на кухне три яблока, завернул их в подготовленную бумагу и сунул сверток в целлофановый пакет. Натянув башмаки, он снял с крючка ключи и вышел из квартиры.

Улицы безмолвствовали. Ветер, бушевавший накануне вечером, успокоился. Времянкин поднял воротник куртки и, стуча каблуками по мокрому асфальту, двинулся в сторону леса. «До леса минут пять, – подумал он. – Нужно успеть до восхода солнца». Он прошел вдоль проспекта, мимо четырех высотных домов, перебежал через дорогу и оказался у забора, за которым начиналась могучая дубрава – Морозовский лес. Пройдя через ворота, мальчик остановился у кромки высокоствольника. Впереди его ждала пугающая тьма. И хотя он только с виду был ребенком, темный лес внушал ему страх. Эмиль включил фонарик на коммуникаторе, сглотнул слюну, стиснул зубы и пошел вперед по тропинке. Вскоре дорожка ушла вправо, и Времянкину пришлось пробираться через бурелом, чтобы не сворачивать с пути, как и велел конек. Мальчик озирался по сторонам, вздрагивая от лесных шорохов. «В прямой дороге есть преимущество, – думал Эмиль. – Не заблужусь». Он начал тихонько напевать какую-то мелодию. Приятный, умиротворяющий мотив. Музыка разбавляла страх, делая его не таким леденящим.

– Надо будет записать ноты, когда вернусь, – сказал он сам себе и продолжил путь, напевая.

Солнца еще не было видно, но небо уже становилось светлее. Эмиль прибавил шагу. Наконец он вышел на круглую поляну, в центре которой торчал огромный пень. Времянкин огляделся и приблизился к торчащей из земли коряге. Он выключил фонарь, убрал коммуникатор в карман и совершил ритуал, предписанный коньком. Затем вынул из пакета сверток, раскрыл его и уложил на широкий срез дерева. Скомкал пустой целлофан и сунул за пазуху. Светало. Эмиль поспешил в лесок, спрятался за дерево и стал следить за тем, что будет.

Появился первый луч солнца. Он падал на самый центр поляны, освещая пень с яблоками. Послышалось лошадиное ржание. Времянкин затаился. На поляну из чащи лесной вышла кобылица. Белая как снег, с золотой гривой в землю, завитой в мелкие кольца. «Вот это красота!» – мысленно восхитился Эмиль. Кобылица неспешно приблизилась к пню, склонила голову, фыркнула и начала есть яблоки. Как и предсказывал конек, вместе с угощением она сжевала и бумагу. «Теперь глядеть в оба. Давай, родная, не подведи», – думал Эмиль. Завершив трапезу, кобылица завела аллюр рысью по всей поляне, то и дело меняя направление. Она то ускорялась, то замедлялась. Мальчик старался не терять ее из виду и осторожно перебегал от дерева к дереву, для лучшего обзора. Спрятавшись за очередным стволом, он случайно наступил на сухую ветку. Раздался треск. Кобылица остановилась, повернув голову на звук. Времянкин закрыл ладонью рот и замер. Лошадь постояла недолго в тишине, покрутила ушами, потом подняла хвост, испражнилась и со звонким ржанием ускакала в лес. Эмиль выбежал на поляну, добрался до дымящейся кучи навоза и обнаружил, свернутую в трубу бумажную папку. В лучах утреннего солнца, свиток торчал из лошадиного дерьма, как меч короля Артура из камня. Мальчик осторожно достал папку из экскрементов и отряхнул ее. Документ был теплым и пах, как и все остальное, что вышло из кобылицы. На папке было написано: «Личное дело». Эмиль приоткрыл скоросшиватель и обнаружил на первой странице фото со своим изображением. Здесь же была указана различная информация о нем, стояли печати. Все выглядело очень добротно и достоверно. Времянкин решил не вдаваться в детали прямо сейчас. Мальчик вынул из-за пазухи пакет, завернул в него заветный артефакт, взобрался на пень и зажмурился.

– Пора домой, – негромко произнес он.

Эмиль открыл глаза и отправился восвояси.