Эликсиры Эллисона. От любви и страха - Харлан Эллисон Страница 22

Это было совершенно непостижимо. Каждый зритель понимал смысл происходящего на сцене, хотя каждый видел это немного по-другому. И этому не мешало то, что актеры не произносили ни слова, да и привычных зрителям жестов тоже никто не делал.

Это… ошеломляло. Как можно смотреть одно и то же снова и снова, не уставая от этого? И возвращаться, чтобы увидеть это еще раз? Непостижимо, но прекрасно. Нью-Йорк полюбил представление всем сердцем.

Через три недели охранявшие корабль армейские части отозвали, перебросив их вМиннесоту для усмирения тюремного бунта. Тем более, что корабль не предпринимал никаких действий – ничего, кроме ежевечернего представления. Через пять недель Барт Честер выправил все необходимые бумаги, обегал все необходимые кабинеты и молился, чтобы все не пошло псу под хвост как в случае с цирком братьев Эмерли. Он все еще перебивался без обедов, жалуясь всякому встречному на то, как невероятно рискует, но вот теперь…

Через семь недель Барт Честер начал делать свой первый миллион.

За само представление никто, разумеется, не платил. Да и с чего платить, если можно бесплатно смотреть его, стоя на улице? Однако никто не отменял пресловутый «человеческий фактор», и тут таилось поистине золотое дно.

Всегда находились такие снобы, кому не хотелось толпиться на сточной решетке вместе с прочим людом, а хотелось сидеть в мягком кресле, в театральной ложе, вывешенной за окно небоскреба (и – для верности – застрахованной уЛлойда).

Всегда находились те, кто считал, что без попкорна и миндаля в шоколаде и театр не театр. Всегда находились и те, кто считал, что спектакль без программки – так, дешевое зрелище.

Барт Честер, животик которого к этому времени начал слегка выпирать над поясом нового темно-серого костюма, позаботился обо всем!

В верхней строке на обложке программки значилось: «Барт Честер представляет Вашему вниманию». А ниже – простой заголовок: СПЕКТАКЛЬ. Прокатился даже слушок, что Барт Честер – это новый Сол Юрок, человек, к которому всем нам стоит прислушиваться!

За первые восемь месяцев «Спектакля» он вернул все долги, вложенные в оформление документов и кое-какие строительные работы. Начиная с этого момента пошла потоком чистая прибыль. Буфеты и сувенирную торговлю он сдал в аренду за пятьдесят процентов с выручки людям, обслуживавшим спортивные матчи и боксерские поединки.

Спектакль шел без выходных, пользуясь неизменным успехом.

«ИНОПЛАНЕТЯНЕ ВФЕЕРИЧЕСКОМ ПЛЮШЕВОМ РЕВЮ!»– писал «Вэрайети».

«…Представление на Таймс-сквер в годовщину своей премьеры столь же свежо и захватывающе, как и впервый вечер,– не отставал от него «Таймс».– Даже всплеск развернутой вокруг него коммерческой деятельности не способен омрачить превосходства…»

Барт Честер подсчитывал доходы и ухмылялся. Впервые в жизни он начал толстеть.

Две тысячи двести восемьдесят девятый «Спектакль» яркостью и увлекательностью ничуть не уступал первому, сотому или тысячному. Барт Честер развалился в своей ложе, почти забыв о сидевшей рядом ослепительной красотке. Завтра она снова вернется на сцену второразрядного театра на окраине, а вот «Спектакль» не денется никуда, а значит и деньги в его карман будут сыпаться и завтра, и потом.

Большая часть его сознания в зачарованном восторге следила за движениями актеров. Но деятельная частичка его продолжала прикидывать шансы – как всегда.

Восхитительно! Сказочно! Фантастическое зрелище, как написал «Нью-Йоркер»! Повсюду на фасадах окружавших Таймс-сквер зданий словно капли пота на коже огромного зверя висели ложи Честера. Недорогие места между Сорок пятой иСорок шестой улицами, подороже – на зданиях, соседних сТаймс-билдинг. Рано или поздно, думал он, эти жмоты все же сломаются, и ясмогу закрепиться и на «Таймс»!

«Больше шести лет в прокате! Круче, чем «Юг Тихого океана»! Черт, вот бы еще за вход на площадь деньги брать…»– он мысленно нахмурился при мысли о всех тех, кто смотрел «Спектакль» сулиц. Задаром! Толпы оставались такими же большими, как в самый первый день. Людям не надоедало смотреть эту пьесу. Они снова и снова возвращались сюда, не замечая течения времени. Представление всегда дарило наслаждение.

«Что за потрясающие актеры,– думал он.– Вот только…»

Эта мысль сформировалась у него в мозгу лишь наполовину. Расплывчатая. Но раздражающая. Засела занозой где-то в глубине сознания. Он передернул плечами, пытаясь отделаться от нее. С чего ему вообще терзаться какими-то сомнениями? Ну…

Он сосредоточился на «Спектакле». Это не требовало особых усилий, потому что актеры обращались непосредственно к сознанию, и так выходило глубже и яснее, чем если бы просто смотреть на сцену.

Он не сразу заметил, что настрой «Спектакля» изменился. Только что актеры исполняли замысловатый пируэт, а секунду спустя они вдруг выстроились у края платформы.

–Это не по сценарию!– сам себе не веря, выпалил он. Сидевшая рядом красотка схватила его за рукав.

–О чем это ты, Барт?– удивилась она.

Он раздраженно стряхнул ее руку.

–Я смотрел «Спектакль» сотни раз. Вот сейчас они должны столпиться вокруг вон той горбатой твари, похожей на птицу, и гладить ее. На что это они уставились?

Он не ошибался. Актеры смотрели сверху вниз на зрителей, которые тоже ощутили, что что-то идет не так, и начали неуверенно аплодировать. Пришельцы смотрели на них глазами, стебельками, ресничками. Они смотрели на людей, столпившихся на мостовых, рассевшихся по ложам – казалось, они заметили всех этих людей впервые с момента своего прибытия. Что-то шло совсем-совсем не так. Честер почувствовал это первым – возможно, потому, что не пропустил ни одного «Спектакля» ссамого начала «проката». Теперь это ощущали и зрители. Толпы на улицах начали понемногу таять.

Честер, наконец, совладал со своими голосовыми связками.

–Что-то… что-то тут не так! Что они делают?

Платформа медленно заскользила вниз по поверхности корабля, но только когда один из актеров ступил с ее края в воздух, до него начало доходить.

И лишь спустя несколько секунд, когда ужас перед предстоящей бойней немного отпустил его, и он смотрел на маленького (сорока футов роста) актера, похожего на сгорбленную птицу, шагавшего через Таймс-сквер, он понял все.

Спектакль вышел замечательный, и актеры наслаждались интересом и вниманием зрителей. Шесть лет они жили одними аплодисментами. Настоящие артисты, кто бы спорил.

И до этой минуты голодали. Ради искусства.