Только хорошие умирают молодыми - Алексей Гридин Страница 20

Он замолчал. Сказать или нет? А что он, собственно, мог выдать Дмитрию? То, что иногда он на самом деле ощущает, есть ли вокруг серые мутировавшие твари? А иногда — не ощущает, и это чутье не вызовешь никаким известным ему способом, не заговоришь, как его мифические, не знающие промаха пули. Оно то приходит, то уходит, не ставя Музыканта в известность заранее.

И есть еще странный крыс с флейтой, умеющий говорить, требующий, чтобы его воспринимали как мужчину. Уже два раза Музыканту удавалось ощутить его появление, а два раза, как ни крути, — это уже тенденция. Любопытно, его недавний противник, добить которого он так и не сумел, способен так же издалека почуять Олега?

Дмитрий терпеливо ждал. Мысленно махнув рукой, Музыкант продолжил:

— Порой чувствую. Но это не всегда. Извини, но не уверен, что нам это поможет.

— Да ладно, я все понимаю. Был у нас парнишка, Аликом звали. Тот еще лопух, вечно ему не везло, и все шишки ему доставались. То на ровном месте ногу подвернет, то сядет на с виду нормальный стул, а из стула гвоздь торчит, и вот тебе на — дырка в брюках. Поднимется по срочной тревоге — спросонья обязательно лоб расшибет. В общем, не боец, а недоразумение ходячее. Но он, Олег, точно крыс чуял что твой локатор. Был он у нас чем-то вроде полезного прибора и талисмана одновременно. Пару раз так выходило, что если бы не его чутье, то нам бы и вовсе не жить. Я бы уж точно тогда с тобой сейчас не разговаривал. Вот только однажды Алику этому не повезло раз и навсегда. Был бой — ну, так себе бой, текучка, ничего особенного. Они вяло нападают, мы так же вяло отстреливаемся. И вдруг перед Аликом — крыса. Алик нажал на спуск, а автомат отказал. И тварь ему — очередь в живот. В упор. И нет парня.

Олег внутренне похолодел. Автомат, отказавший именно в тот момент, когда крыса готова была к броску, — как это знакомо. История имеет свойство повторяться? Это что-то должно значить? Почему ему повезло, а неизвестному парнишке Алику, о котором только что совершенно случайно рассказал Дмитрий, судьба выбросила совсем другие кости?

В разговор вмешался Паршин.

— Да ладно, ребята, — сказал он. — Я до Катастрофы много читал про всякие скрытые возможности человека. Прикиньте, спит в каждом из нас что-то такое… — Он покрутил рукой в воздухе, взглянул на собеседников, словно ожидая, что они подскажут слово, которого ему не хватает. Но Музыкант и командир группы молчали, и бывший танкист непонятно добавил: —…Эдакое. А когда время настает — просыпается. Человек упал с пятнадцатого этажа — и ничего себе не сломал. Другой автомобиль поднял, который на его сынишку наехал. Ну и так далее. А тут парень, — он ткнул пальцем в Олега, — чует крыс. Очень в наше время актуально. Про тебя же, Музыкант, всякое говорят. Ты и сам, наверное, знаешь.

Знаю-знаю, подумал Олег. Знаю, что говорят, и кто говорит, тоже знаю. И даже знаю, кто спрашивает. Еще бы понять, зачем ты, тезка, такие вопросы людям задаешь: мужикам в Штабе, Данилу Сергеевичу. Может быть, кому-то еще. Отчего тебя так заинтересовала моя персона? Только лишь потому, что нам выпало побыть с тобой в одной упряжке?

— Да ладно вам, — недовольно буркнул снайпер. — Тогда почему твои скрытые возможности во всех не проснулись? Вот бы нам это сейчас пригодилось. Представляешь, у каждого в запасе лишняя пара жизней, как в компьютерной игре, всякие сверхъестественные штучки и коды к бесконечным патронам.

— Природа, Олег, вряд ли так работает, — серьезно возразил Дмитрий. — Она наудачу перебирает варианты. Знаешь, что такое бета-версия? Ага, тогда представь, что наш Алик был такой бета-версией, на которой эволюция что-то отрабатывала. Но Алик оказался неудачной моделью. Тогда в дело пошел ты. И сколько еще таких Аликов и Музыкантов бродит вокруг? В одних природа уже запустила свой механизм отбора вариантов, в других он, как наш танкист говорит, пока что спит. Как тебе такая версия?

— Никак. Не хуже и не лучше других. Мы, командир, вообще-то на задании. Может, хватит нам языки чесать?

— Делать пока все равно нечего. Сейчас мои бойцы вернутся, что-нибудь расскажут, — тогда и пойдем дальше. О, кстати, легки на помине.

Обе отправленные на разведку двойки почти одновременно появились с разных сторон. И те, и другие доложили, что все тихо, крыс не замечено, следов пребывания людей — тоже.

— Ну и что будем делать? — риторически вопросил Дмитрий, глядя в небо. — Музыкант, куда идем? В арку или по улице?

— В арку. По улице слишком опасно. Луна сегодня не на нашей стороне, по открытым пространствам лучше долго не ходить.

— Принято. Хорошо, порядок движения прежний. Идем в арку, проходим два двора, потом опять выдвигаем двойки на разведку.

Так они методично обшарили шесть дворов. Все они мало отличались от первого.

По мере углубления в «серую зону» внутри Олега нарастала какая-то иррациональная тревога. Но он никак не мог понять — то ли это действительно проснулось его шестое чувство, зевнуло, потянулось и решило напомнить о себе, то ли это всего лишь мандраж, вызванный тем, что снайпер сегодня не один, а служит проводником для Дмитрия и его группы. Вспомнив, что командир просил говорить о своих предчувствиях в любом случае, и решив, что лучше перестраховаться и выглядеть смешно, чем вовремя не предупредить людей об опасности, он похлопал Дмитрия по плечу.

— Командир…

— Что? Что-то есть?

— Сам не знаю, — признался Музыкант. — Тревожно мне. Может, и зря беспокоюсь. Может, и не зря.

— Ясно. — Дмитрий посуровел. — Значит, так… Вадик, Боря, остаетесь с нами. Андрей, Роман, очень — повторяю, очень — осторожно выдвигаетесь за угол и смотрите, что там.

— Я с ними, — сам для себя неожиданно сказал Олег.

В этот момент он больше всего был недоволен необходимостью носить слуховой аппарат. Эх, будь он один! Тогда на его стороне выступала бы верная союзница тишина, в которой снайпер научился читать больше, чем многие люди могли выхватить из самого насыщенного разговора. Но снять слуховой аппарат означало лишиться возможности общения со своими спутниками.

— Ну давай, — согласился Дмитрий. — Серьезно говорю, осторожнее там. Не геройствуйте. Если что — сразу отходим. Лучше потом еще одну попытку сделаем.

Все, что происходило дальше, напоминало плохой боевик, в котором Олегу и группе Дмитрия сначала было суждено сыграть роль плохих парней, которых влегкую разносят в пух и прах главные герои. Наверное, крысиный режиссер превзошел сам себя, готовя эту сценку. Музыкант потом с трудом мог вспомнить, что вообще творилось во дворе хрущевской пятиэтажки, украшенной раскосо бегущей по стене широкой трещиной. В памяти остались лишь разрозненные картинки, выхваченные взглядом и мгновенно застывшие, чтобы пополнить в сознании коллекцию воспоминаний.

Только что вокруг было тихо — и вдруг, словно призрачные порождения самой темноты, отовсюду появляются крысы. Ими кишит весь двор. Несколько тварей визжащими чертиками из коробочки выскакивают из-за ныне выцветшей, а когда-то красно-зеленой беседки и тут же принимаются палить, вдавив курки и не отпуская их, пока в магазинах не кончатся патроны. Один из бойцов Дмитрия падает, мгновение спустя кинжальная очередь в упор вспарывает второго, отбрасывает его на песочницу, он рушится через бортик, ноги в черных тяжелых ботинках высоко задираются, и Музыканту почему-то запоминаются рубчатые подошвы, к одной из которых прилип бурый тополиный листок.