Губитель максаров - Николай Чадович Страница 20

– Приготовь трех самых лучших лошадей, – приказала она. – Двух верховых и одну вьючную. Давай им вдоволь зерна, но не перекармливай. Оседлай, но подпруги не затягивай. Кроме меня, никого к конюшне не подпускай. Иди.

Конюх выдавил из себя какой-то звук, более похожий на лошадиный храп, чем на человеческую речь, и на полусогнутых ногах побежал в ту же сторону, куда успела скрыться чудом спасшаяся из-под ножа курица.

– Ты так крепко запечатала ему мозги, что он будет выполнять твою волю до конца своих дней, – сказал Окш, глядя вслед конюху.

– Ничего, – возразила Рагна, оглядываясь по сторонам. – Мамаша распечатает, когда вернется.

Ни одной живой души уже не было во дворе, только повсюду валялись оброненные хозяевами вещи: кухонная утварь, клубки шерсти, расчески, ночные колпаки, домашние туфли и драгоценные четки.

– Это будет больно? – спросил Окш, вдруг осознавший, что именно его ждет в самое ближайшее время.

– Очень больно! – с садистской ухмылкой ответила девчонка. – Нестерпимо больно! Больно-больно-больно! Я буду кромсать твою плоть ножами, крючьями, щипцами, иглами. Если не сможешь терпеть, научись усмирять боль.

– Честно сказать, я всегда боялся боли, – признался Окш.

– Это меня не касается. – Глаза Рагны были опущены долу, но вся она дергалась из стороны в сторону, словно ищейка, старающаяся уловить уже почти неуловимый запах дичи. – Ты думаешь, я загнала в темницу всю эту погань? Где уж там! Кое-кто успел спрятаться… Причем те, кого я больше всех ненавижу. Затаились сейчас, как змеи в норах. Конечно, надо было бы их всех вытащить на свет белый, да времени жалко… И самая подлая тварь спаслась… Последний любовник моей мамочки. Хоть и человек, но в разврате никакому максару не уступит. Если бы ты только видел, что они с соизволения мамаши вытворяли при мне… Вдвоем, втроем, вдесятером… С маленькими детьми, с животными, с мертвецами. Хотели и меня совратить, да не вышло. С тех пор я поклялась, что не буду принадлежать никому. Ни зверю, ни женщине, ни мужчине… Особенно мужчине…

– Я просто повторю твои недавние слова, – сказал Окш. – Это меня не касается.

– Как ты смеешь разговаривать со мной таким тоном? – взорвалась вдруг она. – Бродяга безродный! Грязь дорожная! Разве ты ровня мне?

– Знаешь, иногда я начинаю жалеть, что связался с тобой, – поморщился Окш. – Ничего удивительного, что вы с матерью так возненавидели друг друга.

Он ждал от девчонки самой дикой выходки, но та хмуро молчала, а потом через силу выдавила из себя:

– Не обижайся… На меня иногда находит… Трудное детство, сам понимаешь…

– Понимаю. Будем надеяться, к старости ты исправишься.

– Я вот о чем думаю, – уже совсем другим тоном продолжала Рагна. – Как нам в подземелье проникнуть? Ключей-то нет, а замки такие, что и кувалдой не собьешь.

– Это уж моя забота, – заверил ее Окш. – Нет механизма проще, чем замок. Если, конечно, под рукой имеется что-нибудь острое.

– Кинжал подойдет?

– Великоват немного. А вот это в самый раз, – он наклонился и поднял клубок шерсти, из которого торчали две длинные стальные спицы. – Теперь веди меня в свои подземелья…

…Место было страшное, холодное, вонючее, темное. С низкого сводчатого потолка капало, по осклизлым, покрытым плесенью стенам текло. Даже когда Рагна зажгла все факелы, веерами торчавшие по обе стороны дверного проема, мрак не рассеялся, а лишь слегка расступился. Время от времени из этого мрака доносились шорохи и попискиванье каких-то тварей.

– Крысы? – поинтересовался Окш.

– Не совсем… – Рагна поежилась от холода. – Тебе, должно быть, известно, как жестянщики представляют себе ад?

– Приходилось слышать.

– Этот подземный мирок, на пороге которого ты сейчас стоишь, можно сравнить только с адом. Тот, кто попадает сюда по доброй воле или насильно, проходит через мучения, скорбь и отчаяние. Те, кому повезло чуть больше, возвращаются в мир живых перевоплощенными, хотя и с клеймом раба в душе. Другие остаются здесь навсегда…

Она сорвала со стены один из факелов и швырнула его во мрак. Пламя, подпитанное встречным потоком воздуха, вспыхнуло поярче и на мгновение осветило какие-то железные рамы, похожие на пыточные станки. Все они были снабжены не только ручными и ножными кандалами, но и обручами для фиксации головы. Некоторые рамы были пусты, а на некоторых все еще висели человеческие тела – обезглавленные, выпотрошенные, расчлененные…

– Да это бойня, а не лазарет! – невольно вырвалось у Окша. – Хоть бы трупы убирали…

– Успокойся. Здесь нет ничего лишнего, – продолжала Рагна. – Для того чтобы сделать хорошего мрызла, одного человека не хватит. Бывает, что и двух мало. То, что ты видел, это не трупы, а строительный материал. Рано или поздно все эти руки, ноги, сердца, мозги и шкуры пойдут в дело. Специальные вещества, которыми они пропитаны, мешают гниению. А всякие никуда не годные остатки служат пищей для тех, кто сейчас копошится в темноте… Это постоянные обитатели таких вот подземелий, мелкие бесы, выполняющие за максаров всю черную работу. В твоей руке, например, сотни сосудов разной толщины, а нервов еще больше. Не стану же я их все сшивать сама… А переполошились они, наверное, потому, что давно не пробовали ничего свеженького.

– Прогони их прочь, – попросил Окш. – Я терпеть не могу всякую нечисть, скрывающуюся по темным закоулкам.

– Я бы рада, но без них не обойдешься, – вздохнула Рагна. – Сама я здесь еще плохо ориентируюсь.

Словно повинуясь ее безмолвному приказу, из мрака выскочила облезлая тварь – полусобака, полуобезьяна – и сунула Рагне медный таз, полный разного рода колющих и режущих орудий (особенно выделялась короткая, но широкая пила с мелкими зубьями). По Окшу скользнул одновременно испуганный и алчный взгляд ее круглых фосфоресцирующих глаз.

– Знаешь, на кого похожа эта мразь? На сказочных лемуров, – сказал он, сдерживая отвращение. – Жестянщики верят, что так выглядят души злых людей, брошенных без погребения. Видеть их во сне, а тем более наяву – плохая примета.

– Для нас сейчас все приметы плохие. – Рагна приняла от очередного лемура хитроумное устройство, состоящее из целой системы линз и зеркал, которое тут же напялила себе на голову. – В этом доме даже воздух пропитан бедой. Служение злу доставляет массу удовольствий, это верно, но всему есть свой предел… Моя мамаша этот предел преступила так давно, что уже и не верится, что когда-то она была рождена женщиной, а не дьяволом. С тех пор зло пропитало эти камни. Накопилось, как грязь и сажа… У меня сейчас такое ощущение, что эта зараза проникает и в нас с тобой.

– Тогда делай свое дело быстрее!

– Я готова. – У самого лица Окша блеснуло тонкое лезвие ножа. – Постарайся собрать свою волю в единое целое. Представь, что ты сжимаешь пальцы в кулак. Ложись вот сюда.

– Только не надо меня приковывать!