Чума теней - Вадим Калашов Страница 18

Герту почему-то было приятно видеть, как Блич сажает профессора в лужу. Найрус ничего не сделал ему плохого, а его подопечный ничего хорошего, но в этих спорах сквозило столько общего в плане интонации и непримиримости позиций с дискуссиями, которые вёл сын горшечника со своими родителями, что он выступал сейчас очень пристрастным наблюдателем.

И это зрелище, как профессор учит врать детей, не знающих неправды, смотрелось бы довольно забавным, не знай Герт подоплёки, что это уроки выживания, в буквальном смысле слова.

Тётя превзошла саму себя в добродетели. Чтобы облегчить путешествие хотя бы девочке и старику (как обиделся Найрус на её слова), она разрешила взять небольшую телегу и запрячь в неё свою единственную лошадь. Герт пообещал всё вернуть максимум через месяц, понятия не имея на самом деле, когда это случится. Он соврал. Силы Света, как же легко люди врут даже самым близким.

Блич не был человеком. В хорошем смысле слова.

– …А ты крепкий орешек, сынок. Хорошо. Телохранитель ростовщика избил ремесленника за долги. Это хорошо?

– Это мерзко!

– Для кого? Для избитого или того, кому он должен деньги? А ведь у ростовщика тоже дети есть. Он кормит их за счёт этих процентов. Что, Блич? Они оба люди, здесь ты не вывернешься, как в прошлом примере.

– Что? Ростовщики – люди?! Насмешил! Да кого ни возьми – или наш брат вампир, или ещё почище нечисть. Люди, конечно, тоже иногда живут за счёт чужой беды, но не в масштабах один процент в день… Охотник, когда захочешь проверить новый клинок, а рядом нет никого из народа Теней… Просто приходи после заката в дома, где нагреваются на горе нуждающихся, и руби там всех, от хозяина до тварей, которые выбивают для него долги. Совестью не мучайся. Лавки ростовщиков – людей там нет.

– Господин вампир! Ну, нашли время для своих глупых шуточек!

– А я не шучу. И, поверь, это вовсе не потому, что мой рыцарский меч до сих пор не выкуплен из залога.

– О, урок. Соврать можно ради шутки. А потом второй раз для усиления комического эффекта, отрицая, что шутил. Вот видишь, Блич?

– Я вижу, господин учитель, что на самом деле вам это совсем не кажется смешным.

– Ловко он тебя, старичок! Браво, Блич! Под самое солнышко врезал! У нас, вампиров, эти слова имеют особый смысл.

– Клянусь, что насыплю вам осиновой стружки в сапоги, если продолжите соваться в воспитание детей! А ты, Блич, отвечай на вопрос. И не пользуйся подсказками Кая. Говори своё мнение.

– Мнение прежнее. Это мерзость. Какое «кормить детей»? Мы же учили с вами экономику! Чтобы кормить детей, таких огромных сумм не нужно, ростовщичество – это деньги ради самих денег, бесконечная спираль.

Профессор с тоской посмотрел на Фейли, которая, сидя спиной к брату, зашивала камзол Кая. Уж не ошибся ли он, решив сегодня начать с Блича? Может, проще научить правилам жизни среди людей девочку?

Но отступать не хотелось.

– Хорошо, Блич. Давай попробуем по-другому. Я, незнакомый тебе мужчина, подхожу и спрашиваю: ты из народа Теней? Что ты делаешь?

– Молчу.

– И если это агент охотников, твоё молчание равносильно ответу «да» со всеми вытекающими!

– Тогда я убегаю. Или говорю правду, раз уж всё равно попался.

– Ещё не попался. Ещё есть шанс. Например, с видом оскорблённой невинности ответить вопросом на вопрос. Я из народа Теней? Да, ты что, приятель, рехнулся?

– Я не могу так спросить.

– Да почему?!

– Я же не думаю, что он рехнулся.

– Хорошо, тогда просто отвечай «нет».

– Я не могу врать.

– А это и не враньё! Смотри, ведь народ Теней – это же неправильное название вашего народа. Это человеческое прозвище. На своём-то языке вы себя зовёте иначе.

– Но ведь я-то знаю, что он имеет в виду то же самое, когда говорит «народ Теней».

– М-да. Вижу, и софиста из тебя воспитать не удастся. Кстати, тебе будет любопытно, что в Эльрихоле, самом просвещённом государстве соседнего континента, софист – страшное ругательство.

– Вы ошиблись. Мне – не любопытно.

Профессор задумался. Блич облегчённо выдохнул, наивно полагая, что урок в странной школе закончен. Если б он знал, что это только перемена.

– Ситуация! Твоя сестра в заложниках! – не крикнул, рявкнул профессор – даже лошадь вздрогнула. – Урод держит возле её горла нож и требует, чтобы ты врал. Называл чёрное белым, а белое чёрным.

– Зачем? – растерянно сказал не ожидавший подобного поворота Блич.

– Просто так! Из удовольствия! Чтобы видеть, как ты мучаешься! Ну, действуй. Действуй, Блич! Нож у самого горла. Спасти её ты не успеешь. Одно твоё движение, и кровь брызнет на платье.

– Я… я…

Глаза Блича расширились, дыхание сбилось. Он, видимо, наяву представил эту жуткую картину. Фейли недовольно поглядела на профессора, но Найрус, чувствуя, как ему казалось, близость успеха, и не думал прервать экзекуцию.

– Я вспорю себе горло сам, чтоб не видеть, как он убьёт сестру.

– И ты совершишь мерзость! – торжествующе поднял палец вверх профессор. – Ты мог спасти Фейли, а в итоге она умрёт!

– Не мог, – понуро ответил мальчик народа Теней. – Если это чудовище находит удовольствие в чужих мучениях, оно всё равно убьёт Фейли. До или после моих унижений, но убьёт.

Профессор закатил глаза, а Герту вдруг стало завидно. К своим пятнадцати годам он уже понял, что жизнь – это цепочка беспрерывных выборов, причём не всегда приятных. Причинить боль родителям, протестуя против той жизни, которую они пытаются навязать, или прозябать на работе, которая неприятна. Причинить зло другу, которого закладываешь за шалость, или быть верным узам товарищества и… в итоге ни в чём не повинный, кроме собственного неумения защищать себя, мальчик будет опять рыдать от обид и проклинать день, когда родился. Помешать отцу обмануть пьяного покупателя или… оставить всю семью без дров на три дня.

Чем старше становился мальчик, тем чаще приходилось совершать выбор, и тяжесть выбора только увеличивалась. И даже страшно подумать, как часто придётся вести диалог с совестью во взрослой жизни.

Герт воспринимал до этого Блича больше как досадную помеху между ним и Фейли. А сейчас вдруг понял, что мечтал не только о такой девушке, как девочка-тень, но и таком друге, как её брат.

Он завидовал ему, изгою и вечному беглецу, самой светлой завистью. Как легко Блич находил ответы на вопросы, что хорошо и что плохо, как легко избегал сомнений, как был уверен в справедливости выбора… Больше. Он вообще не видел выбора в любой ситуации, где Герт бы терзался и не знал, как правильно поступить. Даже там, в пещере. Блич говорил с трудом не потому, что мучился: убивать или не убивать. Нет. Блич принял решение сразить Олэ ради спасения сестры, разумеется, в честном поединке, и не сомневался в праведности намерений, а едва ворочал языком, просто потому что волновался.