Рай под колпаком - Виталий Забирко Страница 18

Да, лихо, писатель завернул. Я уж и не знал, кем себя со своими способностями чувствовать: то ли питекантропом, «якобы владеющим парапсихологией», то ли существом более высокого порядка, чем обычные люди.

— Допустим, все обстоит именно так, как вы говорите, — сказал я. — А разве невозможен контакт между представителями различных биологических видов, находящихся на одной ступени развития цивилизаций?

— Вот здесь вы и попались на антропоцентризме! — рассмеялся писатель. — Как я уже говорил, Природа не терпит однообразия, в частности, на Земле число известных биологических видов только животных и растений, не учитывая вирусов, бактерий, водорослей и прочих, около двух миллионов. А человек — единственный разумный вид из этих двух миллионов.

— При чем здесь антропоцентризм? — возмутился я. — Я считаю, что любой из видов может стать разумным и создать свою цивилизацию.

— Именно свою! — саркастически хмыкнул Валентин Сергеевич. — А вы утверждаете, что это будет цивилизация одного уровня с человеческой. В этом и проявляется ваш антропоцентризм. Вам кажется, что все цивилизации развиваются по техногенному пути и их уровни развития сопоставимы. Но ведь возможен биогенный путь, энергогенный, да черт его знает, какой еще. Поэтому цивилизация другого биологического вида будет настолько отлична от нашей, что трудно представить точки пересечения интересов. Знаете известную дилемму: козленок хочет бодаться, а щенок — кусаться? Приблизительно так и с цивилизациями, только пропасть между ними гораздо большая. Возьмем, к примеру, таких общественных насекомых, как муравьи. В первом приближении можно считать муравейник своего рода цивилизацией. Способ передачи информации у нас речевой и письменный, а у муравьев — тактильный (прикосновением), визуальный (дрожанием усиков-антенн) и одорантный (посредством запаха). Мы — двуполые, они в основном — бесполые; мы, каждый в отдельности, — личности; они, в силу своих функциональных особенностей, — скорее единый организм, чем сообщество. Мы замечаем муравьев только тогда, когда они поселяются в доме, они нас — когда кто-то вздумает ворошить палкой муравейник. Вот и все точки соприкосновения наших сообществ. Спрашивается, о каком контакте между людьми и муравьями может идти речь, если устройство наших цивилизаций столь разительно отличается?

— По-моему, вы утрируете, — попробовал возразить я. — В качестве примера вы выбрали сообщество неразумных насекомых и пытаетесь представить муравейник как цивилизацию.

Валентин Сергеевич рассмеялся.

— Это из каких же соображений вы лишаете муравьев разума? Опять антропоцентрических — потому что с позиции человека вы не видите в поведении муравьев разумности? Давайте проведем мысленный эксперимент — вы берете палку и ворошите муравейник. Что будут делать муравьи? Муравьи-солдаты атакуют вас, стремясь укусами если не убить, то отогнать, муравьи-строители начнут восстанавливать муравейник, муравьи-санитары займутся погибшими особями… А теперь представим, что кто-то из высокоразвитой цивилизации возьмет громадную палку и поворошит наш «муравейник», допустим, Москву. Что будут делать люди? Вооруженные силы атакуют неприятеля всеми возможными средствами, силы гражданской обороны начнут разбирать завалы, похоронные команды — хоронить погибших… Так кто из нас разумен, а кто нет? Или вот такой пример, вроде бы из иной области, но на самом деле той же, только рассмотренной под другим углом зрения. Человек подходит к дереву и видит, что высоко на тонкой ветке висит груша. Как ее достать? Очень просто — он берет палку и пытается ее сбить. А в это время в кустах по соседству сидит себе такой серенький, ушастенький кролик и оценивает действия человека. «Какое примитивное животное, — думает кролик. — Во-первых, груша незрелая, во-вторых, зачем тратить столько усилий, когда проще «приказать» груше созреть и упасть прямо в лапы?»

Я не нашелся что ответить, но, на мое счастье, раздался звонок в дверь.

— Доставка продуктов прибыла, — сказал я, вставая.

— Вы цыплят-гриль заказали? — спросил Валентин Сергеевич.

— Да.

— Тогда готовьтесь к концерту… — вздохнул он.

Я недоуменно посмотрел на него, но, так и не получив разъяснения, пошел открывать дверь. И, только расплатившись с посыльным и закрыв за ним дверь, понял, что подразумевалось под концертом.

Из соседней комнаты, учуяв залах горячего гриля, с мявом выскочил кот и начал бросаться на объемистый пакет.

— Во-от… — назидательно протянул Валентин Сергеевич. — Такой у меня Пацан. Его «Китекат» не корми, а дай поглодать косточки цыплят-гриль. С таким хрустом поглощает, что всем собакам в округе завидно.

Я бросил взгляд на пса. Сэр Лис держался с достоинством и осуждающе взирал на кота.

— Как бы драки не вышло… — пробормотал Валентин Сергеевич, встал с кресла, схватил кота за шиворот, зашвырнул в другую комнату и быстро захлопнул дверь. Тотчас с обратной стороны в дверь шмякнулось тело кота и донесся протяжный, требовательный вой.

Я выставил на стол продукты, а Валентин Сергеевич развернул фольгу на одном из цыплят и начал отделять мясо от костей.

— Накормлю побыстрее, — объяснил он, — а то, бедняга, совсем изведется.

К грозному вою из-за дверей добавилось ожесточенное царапанье филенки.

Валентин Сергеевич сложил кости на одноразовую тарелку и скрылся в соседней комнате. Вой, как по мановению волшебной палочки, прекратился, послышалось рычание и столь громкий хруст, что брала оторопь. Можно сказать, нецензурный хруст, отнюдь не приличествующий коту.

Я покосился на пса.

— Надеюсь, сэр, вы будете вести себя более культурно, — сказал я ему, затем развернул порцию цыпленка и поставил на пол.

Пес тяжело вздохнул и принялся аккуратно есть, неторопливо объедая мясо и оставляя кости.

— М-да, сэр, а вы, оказывается, очень старый пес. Зубы сточились, и кости уже грызть не можете. Наверное, потому и выгнали…

Неожиданно я подумал, что сегодня мной не интересовался никто из той самой таинственной организации, которая вчера занялась делом вплотную, К чему бы это? Затаились, перегруппируют силы после смерти веснушчатого парня?

В комнате вновь появился Валентин Сергеевич с двумя рюмками.

— А теперь, Артем, — сказал он, — давайте выпьем за знакомство.

Я распечатал бутылку коньяку, налил в рюмки, и мы выпили.

— Хороший напиток, — причмокнул губами писатель. — Давненько не потреблял.

— Неплохой коньячок, — согласился я, закусывая. Некоторое время мы ели молча, затем я решил взять бразды правления разговором в свои руки.

— Валентин Сергеевич, я внимательно слушал вас… Любопытная ситуация получается. В летающие тарелочки вы не верите, в возможность контактов с иными цивилизациями тоже… В то же время пишете фантастику. О чем же вы пишете?

— Вот, — рассмеялся писатель. — Это хороший вопрос. О человеке. О его возможностях, в том числе и еще неизвестных. О пытливости ума в неординарных ситуациях. К сожалению, в обычной литературе об этом ярко сказать нельзя. Разве что в детективной, но, право слово, сюжет в детективах, несмотря на свою динамичность, практически всегда опирается на низменные пороки человека. Миром правят деньги, но двигает прогресс бескорыстное любопытство, и лучше, чем в фантастике, об этом не скажешь.